 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
брел по огромным пустынным долинам, продуваемым не затихающими ни на минуту
ледяными ветрами, взбирался на одинокие утесы, вершины которых терялись в тумане,
идя на зов заблудившихся голосов, всегда раздававшихся из-за следующей гряды скал.
Он смотрел на руку - сломанная клешня, перекрученная, вся в пурпурных шрамах,
резко бросающихся в глаза на фоне белой кожи.
Серый свет едва пробивался через узкую трещину в каменной стене. Снежные хлопья
залетали внутрь, кружились, оседали, таяли, образуя длинную лужу. На полу были
разбросаны лохматые шкуры животных. Струйка дыма поднималась над кучей углей,
белая на фоне почерневшей стены. А еще он увидел связку темных поленьев, две грубых
глиняных тарелки, огромный горшок, горку нарубленной зелени и кусок пурпурно-
черного мяса. Это был странный сон - почти явь.
Генри шевельнулся, пытаясь сесть. Груз давил ему на грудь, не давая оторвать спину.
Капитан сцепил зубы, приподнялся на один локоть. В воздухе висел запах древесного
дыма, от невыделанных шкур шла густая дурманящая вонь. На его бедрах лежал мех с
грубой шерстью. Генри потянулся, чтобы сбросить его. Голова зазвенела от удара, когда
он упал. Черт возьми, что с ним такое? Может, наркотики?
Его взгляд упал на пистолет Марк IX, рядом с ним стояла пара ботинок, покрытых
засохшей грязью и какими-то более темными пятнами.
Его ботинки. Внезапно он вспомнил.
Таскер и коротышка Гас. Он принес скальпель. Они подвесили его на веревках и
разрезали на куски. Он умер и попал в ад.
А теперь он здесь, живой.
Странно.
Кровь застучала в висках Генри, как молот о наковальню. Лэрри Бартоломью убил
Таскера и Гаса. Вот так пацан! Да, жизнь полна неожиданностей. Он же притащил его
сюда - каким-то образом - и не дал ему умереть.
Генри зашевелился, перевернулся лицом вниз, подсунул под себя руки, оттолкнулся и
сел. Левая рука - совсем бесполезная, замерший узел сломанных пальцев. Но правая - она
удержит пистолет.
Неизвестно, сколько времени потратил мальчик, возвращая его к призрачной
полужизни. Кормя супом изломанное тело, которое должно было бы умереть.
Он мог дотянуться до бластера, один выстрел - и агония закончится. И Лэрри сможет
отправиться в Панго-Ри. Генри пополз, чувствуя под собой холод грубого влажного пола.
Отдыхал, прижимаясь лицом к камню. Он заметил, что у него отросла борода. Он
коснулся ее левой рукой - более полудюйма; прошел, по крайней мере, месяц. Черт!
Потерянный месяц, и вот-вот наступит зима. Если бы мальчик пустился в путь, как только
он убил Таскера...
Он дотянулся до пластмассового футляра, вытащил из него бластер. Поставил на узкий
луч, подтягивая вверх, пока холодное дуло не надавило на пульсирующую жилку над
ухом - и нажал на курок.
Ничего не произошло. Бластер с грохотом упал. Генри лежал обмякший, коротко,
отрывисто дыша.
Он никогда раньше не совершал самоубийства. Это было тяжелое испытание. Даже
когда оно не удавалось.
Лэрри пользовался бластером для охоты и израсходовал весь заряд. Вот и нет у него
легкого выхода. Теперь ему придется выползти наружу - как только пройдет слабость.
Бартоломью присел на корточки рядом с ним. - Успокойтесь, капитан. Успокойтесь.
Вам лучше! Вы проползли все это расстояние - но ради всего святого, зачем вы это
сделали? Здесь наверху холодно...
Генри смотрел на склонившегося над ним Бартоломью, укутанного в лохматую шкуру
какого-то животного. Лицо его повзрослело, кожа огрубела, обветрилась, покрылась
сетью красных жилок. У него была густая черная борода, скрывавшая рот и сраставшаяся