 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
вещи неизбежной, и тихонько погладил роговое кольцо, которое ему дал на прощание
недовольный разбойник Ниш. Бьернссон вдруг представил себя перед первым министром,
с руками, продетыми в деревянные кольца. "Бог
мой, - подумал Бьернссон, - ведь он прикажет меня повесить - и
умоет руки".
Наконец подали десерт, и судья, глядя на яшмового аравана, сказал:
- В том, что араван Арфарра в свое время творил чудеса, нет ничего непристойного.
Потому что он был монахом-шакуником, а монахи-шакуники творили чудса, не прибегая
к
сверхъестественному. И я даже слышал, что когда они вызывали бесов, то бесы
рассуждали, придерживаясь рациональных начал и не очень-то вдаваясь в потустороннее.
Сият-Даш запротестовал:
- Напрасно вы полагает, что колдовства не было. Всем известно, что шакуники остались в
живых после смерти, и в годовщину гибели храма слетаются в его руины с непристойным
хохотом и шутом. В
это время смелые люди могут подойти к ним и узнать о будущем и вечном. Я сам купил за
тысячу золотых книгу, и эту книгу
продиктовал лично колдун Даттам, сидя у чернокнижника в
стеклянном кувшине и с жабою, вцепившейся в детородный орган. И эта книга состоит
сплошь из колдовства. А вы говорите -
колдовства нет. Разве я такой человек, чтобы заплатить тысячу золотых за подделку?
Все заинтересовались редкой покупкой. Принесли драгоценную книгу. Бьернссон стал
перелистывать фолиант, пряча улыбку.
- И что, - насмешливо спросил Бьернссон, удалось ли вам с помощью рецептов этой книги
изготовить философский камень?
- Все дело в том, сударь, - объяснил Сият-Даш, - алхимия не наука, а искусство. Книга сия
подобна учебнику стихосложения. Недостаточно ведь знать размер и вид куплетов, чтобы
слагать
стихи, надобно быть великим поэтом, как Даттам или Адуш.
На следующее утро гости разъехались, а хозяин повел Бьернссона осматривать усадьбу.
Как и накануне, он был необычайно грустен. Яшмовый араван не мог не спросить о
причине.
- Право, - сказал хозяин, - у меня в доме большое несчастье. Я, видите ли, не досчитался
по ведомостям трехсот тысяч, а через
полтора месяца ревизия.
Бьернссон помолчал и сказал:
- Да, это действительно большая беда.
Сият-Даш упал на колени:
- Умоляю вас, - помогите мне!
- Друг мой, - сухо сказал Бьернссон, - все знают, что у меня нет денег. А если бы они
были, я бы роздал их беднякам, а не
казнокрадам.