 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Тут в дверь заскреблись, - это местные лавочники пришли поклониться новому
начальству. После ухода их Шаваш вызвал к себе двоих сыщиков, и, блаженно жмурясь,
сказал:
- Э.. э, - кстати... Я бы желал иметь сведения обо всех чудесах, происходящих в городе.
Это, знаете ли, дает хорошее
представление о настроениях народа.
* * *
Но в эту ночь государь так и не пошел в город. Днем он стоял у окна и глядел на небо в
серебрянной сетке. Дул редкий восточный ветер, как-то невзначай пахнуло запахом
Нижнего Города и чуть ли не цветущими тополями. Налетела гроза, и у Варназда начался
приступ астмы.
Астма у государя была вот отчего:
Государь Варназд был младшим сыном государыни Касии, моложе наследника на шесть
лет. Он рос в тепле и холе, но однажды, когда брату его было пятнадцать, брат в зале Ста
Полей ударил его по лицу со словами: "Мать любит тебя больше, потому что ты моложе,
но смотри... "
Когда брату было восемнадцать, многие заговорили, что регентше пора уступить бразды
правления законному наследнику. Вскоре,
однако, открылся заговор, затеянный сыном против матери. Высоких заговорщиков
поймали с кинжалами в руках. Самого наследника
судили в присутствии матери и младшего брата: женщина хотела преподать новому
наследнику нравоучительный пример.
Государь плакал и во всем признавался. Он был очень жалок. Он просил оставить ему
хоть одну провинцию. Не оставили. Он просил о ссылке. Не позволили. Он стал просить о
монастыре. И это не
было разрешено.
Государыня Касия махнула рукой. Кликнули палача. Тот в ужасе попятился, увидев, кого
предстоит казнить. Воспользовавшись
этим, наследник вырвался из рук стражи и бросился, - но не к матери, а к
двенадцатилетнему Варназду, и обхватил его за ноги. Варназд в ужасе закрыл лицо
руками, и открыл их, только когда
все было кончено. Дело было как раз в пору цветения тополей, и вечером случился
первый приступ астмы. Встревоженная мать велела вырубить все тополя во дворце и
городе; наместники провинций
последовали этому примеру.
Государь жил очень тихо, в покоях, где ковры и стены, запеленутые в шелк, глушили
шаги стражников и шепот соглядатев, под небом, крытым серебрянною сеткою. А когда
ему было двадцать, мать тихо и просто умерла. Никто не оспаривал у него трона. Тем
не менее ни во дворце, ни в Верхнем Городе тополей не росло.