 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Недели через три Киссура, вместе с другими, выкликнули на работу в хозяйский сад,
связали цепочкой и повели через стены и ворота
почти к самой вершине горы. Нужно было срубить старые дубы и еще кое-что: госпожа
Архиза хотела в этом месте прямую аллею и
павильончик рядом. Киссур махал топором до полудня, а потом сел передохнуть и глянул
вниз.
Великий Вей! Какое диво!
А сад был и вправду очень хорош и устроен соразмерно, подобно целому миру, но миру,
отличному от нашего. Вода в фонтанах
стремилась вверх, а не вниз; ручные белки и олени бродили, как в золотом веке; на
деревьях зрели расписные яблоки, а
многочисленные озера, сверху, были как зеркала: сад умножался в них тысячекратно и
становился безграничным. О, сад! Чтение
услаждает лишь слух, живопись услаждает лишь зрение. Сад же, подобно самой жизни,
действует на все чувства сразу: благоухают цветы, шепчут струи, рука скользит по
шелковой траве...
Вдруг Киссур увидел: слева раздвинулись цветущие рододендроны, на полянку выехало
несколько всадников, и впереди - женщина: в золотые косы вплетен жемчуг, алое платье
заткано серебряными
пташками.
- Ты чего расселся, - услышал Киcсур, - и тут же надзиратель полоснул его кнутом: хотел
показать перед хозяевами усердие. Киссур вскочил, поглядел на топор в своей руке и
подумал: "Экий хороший топор! ". Поглядел на кнут в руках надзирателя и сказал:
- Экий дурной кнут!
- Ты ч¸? - сказал надзиратель, отступая и меняясь в лице. Киссур размахнулся и, швырнув
топор, попал надзирателю поперек шеи.
Надзиратель упал на траву, дрыгнул ножкой и умер. Обух у топора был очень широкий,
рана развалилась, топор подумал и выпал из
шеи.
Всадники заверещали. Киссура схватили: он не сопротивлялся. Женщина в алом платье
подъехала ближе. Киссур опустил глаза: ему было мучительно стыдно за тряпье, в
которое он был одет.
- Тебя что, - спросила женщина, - первый раз в жизни ударили?
- Что ж, - возразил Киссур, - он бы меня рано или поздно забил! Я, признаться, не хотел
так скоро мстить, но и не мог стерпеть
такую несправедливость на ваших глазах.
Кто-то в свите засмеялся, а женщина удивилась, потому что у юноши был отменный
столичный выговор. Она махнула рукой, -
Киссура увели и заперли в подвале господского дома.
Женщину в алом платье, затканном серебряными пташками, звали Архиза. Она была
женой начальника лагеря. Было ей лет сорок, но она была все еще очень красива: с тонким