 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
спросила - правда ли, что первый министр намерен Шаваш усыновить?
"Гм, " - сказал себе господин Чареника. Секретарей иногда усыновляли или брали
племянниками, потому что сын не имеет права свидетельствовать против отца.
Вечером Чареника опять позвал к себе секретаря и спросил:
- Как ты думаешь, что я собираюсь предпринять?
- Я думаю, - ответил секретарь, - что вы хотите поискать неприятностей в прошлом
господина Нана, и, думается мне, что, начав искать, эти неприятности легко будет найти.
- А почему ты так думаешь?
- А потому, - сказал секретарь, - что я полгода назад был в провинции Соним, откуда Нан
родом. Его деревню двадцать лет назад утопило из-за разворованной дамбы. Мальчик
учился при храме и незадолго до беды, как оказалось, ушел из дому. Только через два года
узнали, что он уцелел. Я нашел список книг, по
которым господин Нан мог учиться в храме, и прочел его сочинение - и в его сочинении
упоминаются немного другие книги.
Чареника, который ничего этого не знал, улыбнулся и произнес:
- Поистине ты угадал мои намерения, но лишь часть.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой Свен Бьернссон жалуется первому министру на свои
приключения.
- Спокойствие, - сказал, немного шепелявя, собеседник Нана, - спокойствие, - вот корень
благосостояния. В спокойные времена люди честны и благородны, в во время больших
перемен верх берут негодяи. Ах, господин Нан! Вы проявили редкую скромность. В
столице, однако, упорно говорят о больших переменах?
- Намерения государя, - возразил первый министр, - всегда неизменны и безупречны.
Негодяй изобличен. Спокойствие
восстановлено. Я - лишь слуга государя, перо в его руке. Тем ли, другим пером пишет
государь - какие могут быть от этого
перемены?
При имени государя собеседник почтительно поклонился, и сообщил, что от взгляда
государя созревают все двенадцать тысяч злаков, и деревья меняют листву по его указу, -
как будто Нан этого сам не знал.
Нан и его собеседник cидели в небольшой двуступенчатой комнате. Все располагало к
домашней, дружеской обстановке, - взять хотя
бы красную циновку, на которой расположились собеседники вместо официальных
кресел; все дышало стариной. Ужин был необычайно
скромен, - ни мяса, ни вина. Впрочем, он кончился, и теперь
хозяин и гость беседовали и пили из глиняных чашечек в форме раcпускающегося бутона
чуть красноватый, с мятным привкусом
напиток: не чай, а особую траву. "Экая дрянь" - подумал Нан, осторожно поднося чашку к
губам.