 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
вашей казни, как столица падет. Хочу спросить ваше мнение: так ли это?
- Да, - ответил Арфарра.
- Еще мои советники сказали, что если вы напишете людям в столице указ о том, что Небо
покарало вас за непослушание государю и его верным слугам, и что перед смертью вы
поняли весь ужас своих грехов и призываете жителей столицы раскаяться, - то
тогда столица сдастся через два дня, и при этом будет больше
порядка и меньше убийства. Так ли это?
- Да, - ответил Арфарра.
- И еще они сказали, что вы подпишете такой указ, если я пообещаю просто отрубить вам
голову, не мучить. Так ли это?
- Нет, - ответил Арфарра.
Ханалай огорчился и обеспокоился.
- Но ведь вы, - чиновник и верноподданный. Неужели собственная честь вам дороже, чем
порядок и благополучие тысяч и тысяч? Как вы можете думать об одном лишь себе?
- Убирайтесь, - сказал Арфарра.
Ханалай покачался-покачался на своем чурбанчике, завернулся в плащ, подхватил
масляный фонарь и пошел к двери. У двери он
обернулся:
- Скажите, господин Арфарра, - произнес Ханалай, - если бы я два года назад не
взбунтовался, арестовали бы вы меня или нет?
Арфарра поднял голову. Простонародный выговор вдруг куда-то исчез из речи Ханалая,
равно как и ссылки на мудрых советников.
- Нет, - сказал Арфарра, - не арестовал бы.
- Да, - сказал Ханалай, - я и сам давно понял, что не арестовали бы... Знаете, господин
Арфарра, я чрезвычайно сожалею о своем
восстании.
Да, через неделю после вашей казни я возьму столицу: а через день после того, как я
возьму столицу, мои люди упьются, как свиньи, и разбегутся с награбленным... Вы правы!
Моя слава
сыграла со мной дурную шутку: я был хорошим разбойником, но я так и не смог навести в
войске порядок, и мне пришлось убить
всех, кто мог навести порядок за счет моей смерти.
Моя главная ошибка была в том, что я взял себе в мудрецы этого самозванца, яшмового
аравана. Никакой он не пророк, потому что пророк - это тот, кто делает черное белым, а
белое - черным. А этот человек не умеет превращать черное в белое, и наоборот, а только
говорит, что - черное, а что - белое. А теперь он вообще молчит и сидит, как камень, у
меня на шее, а слава его растет,
потому что он сидит и молчит. И я не могу казнить его, потому
что все мои солдаты возопят, и не могу отравить его, потому что тогда скажут, что с его
смертью ушла моя удача. И я больше всего на свете хотел бы прийти к согласию с вами:
но я не могу прийти
к согласию с одним Арфаррой, если у меня в совете уже сидит
другой Арфарра...
Ханалай замолчал. В камере было темно и сыро, и от этой сырости громко потрескивал