 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
яшмовым араваном, и выстрелил раз и другой. Киссур изумился и схватился за плечо.
Шаваш выстрелил третий раз, но, по правде говоря, ему не так-то часто приходилось
стрелять из револьверов, и, хотя он стрелял
буквально с пяти шагов, третья пуля только обожгла Киссуру ухо.
Тут Сушеный Финик прыгнул Шавашу на спину. Шаваш обернулся, чтобы выстрелить в
Финика, но варвар перехватил его руку и
швынул его через себя, словно грузчик - мешок с рисом. Шаваш перекувырнулся в
воздухе, налетел брюхом на сапог другого
дружинника, и шмякнулся глазами вверх, а Сушеный Финик совершил прыжок лосося,
выхватил кинжал и этим кинжалом приколол руку с
револьвером к земле. Киссур подошел поближе. Он держался за
левое плечо, и сквозь пальцы его капала кровь.
- Если ты бес, - процедил он сквозь зубы, - то бес мог бы целиться и получше.
После этого Шаваша привязали к веревке и проволокли через весь город ничком. А
Киссур сел на лошадь и поехал следом, чтобы
показать, что с ним ничего не случилось, хотя это было не совсем так.
Идари сказала Сушеному Финику, чтобы он проводил ее в монастырь при храме Исии-
ратуфы. Финик так и сделал. По пути он спросил,
не она ли заколдовала оружие Шаваша. Идари ответила, что нет, и что ее вообще не
интересует, кто выиграл этот поединок. Сушеному Финику не показалось, что она говорит
правду.
* * *
В эту зиму государю Варназду было плохо, как никогда. Даже маленьким мальчиком,
младшим братом вздорного и подозрительного Инана ему не было так плохо.
Ханалай делал все, чтобы высмеять хрупкого, грустного молодого человека, который жил
во дворце почетным пленником, и чтобы
доказать, что преступления Варназда навлекли на страну разорение и гибель, и что небо
отобрало у Варназда право на власть и
передало это право будущему основателю новой династии. Даже держали его впроголодь.
Варназду приходилось самому писать
унизительные прошения Ханалаю, чтобы тот отпустил муку, масло, дрова... Озябшие
пальцы плохо слушались, чернила стыли в
деревянной чернильнице. Говорили, что Ханалай смеялся, показывая на пиру своим
командирам следы слез на прошении. А на просьбу о
соли ответил Чаренике: "Государь часто плачет, - пусть-де солит пищу слезами. "
А однажды пьяные и голодные стражники изжарили и съели на его глазах его любимую
белую собачку, - последнее напоминание о
Киссуре. В тот вечер рукава Варназда промокли от слез.