 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Потом он сделал
огонь еще в три раза жарче и начал ковать старинные ламасские мечи. Лет сорок назад
человек научился делать железо жидким, - такая плавка перевернула мир. Так вот, если
бросить этот клинок в жидкое железо, он даже не начнет плавиться. Чтобы выплавить
такой металл, нужна температура на тысячу градусов большая,
нежели та, которой мы умеет достигать сейчас, и на шкале
температур этот клинок отстоит от нынешнего меча настолько же, насколько нынешний
меч превосходит бронзовый топор
двухтысячелетней давности.
Киссур глядел и глядел на прямое, без бороздок и царапин, лезвие, белое, как бараний
жир. Сузил глаза и сказал:
- Поистине прав был Сушеный Финик, назвав в своей песне этот нож листом небесного
дерева!
Арфарра усмехнулся в подушку. Как просто найти ключик к сердцу варвара! По правде
говоря, если бы Арфарра просто сказал
Киссуру, что уровень развития культуры можно выразить величиной температур, которых
умеют достигать при выплавке металла, то
Киссур бы тотчас вспомнил, что ничего подобного в древних книгах нет; что при государе
Иршахчане жили счастливей, чем сейчас, и
что для общего блага ограниченность и добродетель полезнее
пытливого изобретательства, которое рождает жажду стяжания и нарушает
установленные церемонии.
Но Арфарра не рассуждал, а подарил Киссуру белый клинок, и при виде клинка Киссур
напрочь забыл, что две тысячи назад люди жили добродетельней, зато вспомнил, что они
дрались бронзовыми
топорами. А когда речь шла об оружии, Киссуру трудно было внушить, что бронзовый
топор, даже изготовленный при идеальном государе, лучше стального меча.
- Их корабль, - продолжал Арфарра, - раскололся, видимо, на две части; меньшая, с
людьми, упала за морем, большая упала близ
деревни Гусьи-Ключи. Крестьяне страшно перепугались, сообразив, что в связи с
небесным чудом приедут чиновники, а чиновники -
это всегда плохо. Они свезли то, что обвалилось с неба, к глухой заводи, и закопали там.
Нашелся, однако, один доносчик. Донос
попал к экзарху Харсоме. Тот многое понял, ибо разбил в заводи военный лагерь и отдал
приказ ловить всех чужеземцев. Но Харсому убили; в провинции началось
замешательство; а Ванвейлен с
товарищами протек меж моих пальцев и добился того, чего хотел с самого начала:
удержать язык за зубами и убраться из нашего ада в свой благословенный и совершенно
иначе устроенный рай.
- Почему - совершенно иначе устроенный?
- Потому что сам Ванвейлен был иначе устроен. Я немного испортил его, но с двумя
убеждениями мне, пожалуй, ничего поделать не
удалось. Во-первых, Ванвейлен полагал, что наживающий богатство подобен спасающему
душу. А во-вторых, никак не мог понять, что
убийство невинного человека может способствовать общему благу. Ему казалось, что
только процветание человека способствует