 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Поистине, наместник Ханалай не виноват в этом недоразумении! Вся смута началась из-
за этого проповедника, яшмового аравана! Когда этот человек услышал, что вы стали
первым министром, он
испугался и подбил народ на восстание! Что мог сделать
наместник? Если бы он сопротивлялся, его бы убили, как Фрасака: он решил примкнуть к
мятежникам из одной только надежды сорвать их планы!
Они поговорили еще немного, и сочинили набросок договора, согласно которому
Ханалай, в награду за верность государю, назначался единоличным главой провинции; а
колдун и самозванец, яшмовый араван, выдавался в столицу для казни.
Вот они поговорили обо всем об этом, и Арфарра позвал чиновника переписать документ.
Это был славный чиновник, один из
секретарей Нана, и никаких иных провинностей, кроме того, что он ночами плакал о Нане,
за ним не водилось. Но Арфарра это
дозволял, и даже построил в память Нана часовню. Арфарра принял от этого чиновника
переписанный документ и спросил его:
- Как ты думаешь, подпишет Киссур эту бумагу или нет?
- Нет, - ответил чиновник, господин министр эту бумагу не подпишет.
- Что же он скажет?
- Он скажет: нечестное это дело, казнить невинного и щадить виновного.
- А что он подумает?
- Он подумает: Арфарра все равно собирается воевать с Ханалаем, но только не моими
войсками, а своими инженерами. Пусть господин Арфарра решает дела мира: а дела
войны буду решать я.
И как маленький секретарь сказал, так оно и вышло.
Да, раны революции и мятежа понемногу зарастали, - и никто, кроме самых доверенных
лиц, не знал, чего это стоило Арфарре, и что скрывалось за его неизменной улыбкой и
неизменной
работоспособностью.
Только ближайшие секретари знали, что среди ночи Арфарра иногда ронял из рук бумаги
и начинал биться в нервном припадке. Тогда
бежали за врачом, заворачивали министра в мокрые простыни,
насильно укладывали в постель и отворяли в душной, благовонной комнате окна.
Молодой секретарь садился рядом, министр постепенно успокаивался и засыпал. Ему
снился один и тот же сон: он играл с Клайдом
Ванвейленом в сто полей, и они никогда не могли доиграть до конца, потому что Арфарра
приказывал арестовать Ванвейлена
слишком рано. Тут Арфарра начинал кричать и метаться, и один секретарь держал его
голову, а другой - поил полынным отваром. Старик плакал и засыпал вновь. В такие
минуты обоим секретарям казалось, что старика окружают души тех, кого он казнил или
убил, - сотни и сотни душ. Но, как мы уже сказали, секретари ошибались. Люди, убитые
Арфаррой, в сущности, никогда не
навещали его. Наверно, они боялись его после смерти еще больше, чем при жизни.