 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
"лавочникам"?
- Сударь, - сказал с достоинством горожанин, - я не думаю, что вас должны сейчас
занимать подобные тонкости, но когда я
вернусь, я спрошу Шиману, что мы имеем в виду под словом "народ".
- Можешь спросить у него прямо сейчас, - ответил Киссур.
С этими словами он раскрыл свой конопляный мешок, сунул туда руку и вытащил из него
голову Шиманы. Рот у Шиманы был раскрыт, как у большого сома, и ниже шеи у
Шиманы ничего не было.
Горожанин завизжал. Чиновники в ужасе растопырили глаза. А Киссур обмахнулся своим
мешком, поклонился государю и сказал:
- Истинная человечность - не в том, чтобы спасать одного! Истинная человечность - в
том, чтоб, пожертвовав одним, спасти тысячи. Государь! Вы приказали мне наказать
Шиману и других
заговорщиков, и по возможности щадить народ. Я, ничтожный, хоть и с опозданием, но
выполнил ваш приказ, и огласил перед Добрым
Советом документы о преступлениях этого человека.
С этими словами Киссур высоко поднял голову Шиманы и швынул ее на алтарь государя
Иршачхана, в чашу для возлияний. Лица у
чиновников и смутьянов стали белые, как бараний жир, ибо
государь Иршахчан запретил кровавые жертвы и кровь в зале Ста Полей.
А Киссур велел горожанам встать на колени, скрутил их петицию в узел и хлестал их по
рожам этой петицией, пока государь на него не раскричался. Тогда Киссур велел увести
депутатов и повесить
их на яшмовых воротах, потому что, как он выразился, ласку,
забравшуюся в курятник, вешают без суда.
А дальше было вот что: Андарз, услышав о новостях, послал в город пятьсот человек, под
командованием некоего Зуны. Им было известно мало, кроме разве того, что проклятые
оборотни Афарры, о которых столько говорили в эти дни, сорвались со стен в зале
Пятидесяти полей и загрызли многих людей и даже иных
бессмертных; и в тот миг, когда существование оборотней наконец-таки стало доказуемо
через опыт, пошли слухи, что, пожалуй, это все-таки не оборотни, а справедливые духи!
Зуна вел своих людей в темноте, дорожками государева сада: вдруг послышался шорох и
треск кустов; золоторогий олень мелькнул
перед отрядом и скрылся; тщетно Зуна клялся божьим зобом и
другими частями божьего тела, что это обычный зверь! "Нас
предали" - закричал кто-то, и люди побежали назад. Нас предали, но кто же? Разумеется,
Зуна! И бедного полковника утопили в
соседнем озерке.
Полк побежал в заречную слободку; их не хотели пускать, но полк пробил стенку и
водворился в слободке; беглецы из слободки
побежали на площадь и стали кричать, что богачи и чиновники предали народ; - и в это-то
время вдали, за излучиной канала, показались скованные цепями и горящие торговые