 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
* * *
Деятельность всех правительств на свете исходит из убеждения, что люди боятся
наказания за поступки против правительства, и, надо сказать, это убеждение большею
частью справедливо. Однако еще более, чем далекого наказания от незнакомых властей,
человек боится презрения, или неодобрения, или даже изрядных неудобств,
возникающих, если он нарушает правила того небольшого мирка:
семьи, улицы, цеха, квартала, который и составляет его ближнее бытие. Точно также
часто полагают, что восстают против
правительства люди смелые. Одиночки. Прозорливцы. Но увы, бунтовщик не более
прозорлив, нежели тот, кто в праздничной драке рубит топором соседа: просто сбор
налога или иная
несправедливость ударила бедному человеку в голову, а завтра он проспится и явится в
управу с повинной.
Словом, бунтовщик - это самый обыкновенный человек. Вот он сидит дома, и греет у
жаровни пятки, а жена крутит веретено и качает
колыбельку. Вдруг в дверь стучат, и приносят - недоплетенную
красную циновку. Он мог бы бросить циновку в жаровню или прийти с ней к властям. Но
власти далеко, а соседи по шестидворке,
принесшие циновку, близко. И он забывает о том, как его покарают власти, и думает о
том, как ему отомстят соседи. И вот он
поднимается, берет циновку, заплетает еще один ряд и стучит в чужую дверь сам.
К вечеру все красные циновки принесли Шимане и старейшинам, и в них было тридцать
тысяч рядов.
К чему много слов?
К утру отряды мятежников захватили мосты через канал и Левый Орх; захватили семь
городских ворот и важнейшие управы. Парчовые куртки все присоединились к
повстанцам. Те, которые
сопротивлялись, были, как выяснилось впоследствии, не настоящие парчовые куртки, а
бесы в их обличье, вызванные Арфаррой.
Заняли городскую тюрьму и вытащили из нее бывшего министра Мнадеса, стали считать
этого человека и насчитали на него много всякого воровства. Ему дали помолиться, а
потом сбросили со
стены на крючья, и там он висел довольно долго, огрызаясь на народ. Варвары из
городской стражи, по обыкновению пьяные, были убиты или обращены в бегство.
Немногим более трети их сумело
бежать, укрылось за стенами Дворца и подняло тревогу.
Комендант варварской слободы Тун Железяка поднял тревогу, но, взойдя на стену,
увидел, что камнеметы и прочая оборонительная снасть испорчены временем и жадными
людьми, и сдался, утверждая, что сам пострадал от кончины Восточной Компании и
испортил
оборону из любви к народу. Его хотели арестовать, однако, за неимением надежной
тюрьмы, повесили. После этого в слободу
ворвались какие-то оборванцы и поступили с ней как нельзя хуже.
А через час после наступления эра торжествующего добра Шимана прошел крытой