 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Они вышли из грота. Небо было вышито ослепительными созвездиями. Тысячи цветов
струили дивный аромат; хрустальные фонари
соперничали в своем хрупком великолепии с лунами. Садовник провел Киссура лукавыми
дорожками к запретным женским покоям, схоронил его в кустах, ушел куда-то на два
часа, вернулся с
платьем и пропуском и отвел во флигель покойнице. Даже часы принес: оказывается,
подражая министру, теперь все придворные носили на поясе часы. Не забыл он и еще кое-
что: бумагу и
тушечницу! Киссур обнял его на прощание. Садовник мягко
высвободился из его объятий и спросил:
- Остается одно, но самое важное. Министр работал над докладом дни и ночи, сотни
людей помогали ему. Сумеете ли вы за одну ночь сочинить нечто безусловно-достойное?
Киссур усмехнулся.
- Я шел из Харайна в столицу. Я слышал, как заболоченные озера и красные поля
сочиняли доклад государю, я видел, как плачут небо
и земля, трава и деревья, люди и камни. Я слышал - и запоминал. Это господину Нану
надобно сочинять доклад, - мне достаточно
пересказать то, что сочинили за меня небо и земля, трава и
деревья, люди и камни, то, что им известно тысячи лет.
* * *
Лукавый садовник был прав, уверяя, что первый министр сидел над докладом день и ночь.
О, доклад перед лицом государя! Строки Небесной Книги, жемчужины слов на нитях
мудрости. Идеальный доклад подобен стиху: в каждом слове - тысяча смыслов, в каждой
фразе - тысяча оттенков.
Вот, например, скромное замечание, что для блага страны благоразумная ограниченность
подданных, твердо уверенных в имуществе, полезнее вольномыслия, бездумно
подвергающего критике любые устои. Цитата безукоризненная, взята из трактата
Веспшанки. Но в том-то и дело, что Веспшанка цитировал автора из городской
республики, только слово "граждане" поменял на слово
"подданные". Гм... Это что ж, стало быть, первому министру все равно, какой в
государстве образ правления, важно только, чтоб было благоразумие, а не вольномыслие?
Или это просто уступка
"красным циновкам? ".
Да право, есть ли у господина министра какие-нибудь убеждения? Планы? Система?
- Я, ничтожный, не умею строить для людей больших планов, - не раз говаривал господин
министр, - я, однако, хочу, чтобы каждому человеку было позволено строить свои
маленькие планы.
Лукавил, как всегда...
Ну, одно-то убеждение у господина министра было: он был убежден в том, что власть