 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
И тут же, без предупреждение, у Шаваша заболела голова.
Он закрыл глаза и даже вспискнул. Когда он открыл глаза, к нему, по пятицветной
дорожке, важно шествовала фея. Белая запашная
юбка так и колышется, концы широкого пояса трепещут за спиной, как крылья, рукава
кофточки вышиты цветами и листьями, ресницы летят, как росчерк пера над указом
дивных синих глаз, в черных волосах наколка - лак с серебром. Дешевенькая наколка.
Фея подошла и строгим голосом спросила, какие ему записать книги. Шаваш, опустив
глаза, сказал, что ему нужна "Повесть о Ласточке и Щегле".
- Сударь, - серьезно возразила девшука, - за "Повестью о Ласточке и Щегле" нет нужды
ходить в Небесную Книгу, ее можно купить у любого лоточника на рынке.
Тут она покраснела, ахнула и сказала:
- Как вам не стыдно, сударь! Я, конечно, понимаю, молодым девушкам подобает сидеть
взаперти. Но дед мой болен и слеп, если я не буду ему помогать, его лишат должности. Он
вот уже сорок
лет смотрит за Небесной Книгой; а сюда, сударь, ходят серьезные юноши, и никто из них
не просит у девушки "Повести о Ласточке и Щегле".
Повернулась и убежала. Резные рукава вспорхнули, легкие, как крылья бабочки. А ведь
нынче немодно, чтобы рукава были легкие. Модно зашивать в рукав тяжелого "золотого
государя", чтобы он
просвечивал сквозь кружева на женской ручке.
Шаваш раскрыл рот, внизу живота словно заломило. "Это кто ж у тебя дед-то, - подумал
он, - это что же у тебя дед за дурак,
чтоб держать такую красоту без занавесей и циновок! " И тут же почему-то подумал, что
уж свою жену никуда пускать не будет,
сказано, береги добро от воров и чиновников, если хочешь, чтобы не украли.
Три дня государь бродил по рынку и Нижнему Городу вместе с Наном и Ханалаем, и
никто пока об этих прогулках не знал: во всяком
случае, никто из людей первого министра, господина Ишнайи.
Ишнайе было уже за шестьдесят. Звезда его взошла еще при государыне Касии. В начале
царствования государыня сильно ополчилась на "твое" и "мое", отчасти потому, что
другой
претендент на престол, экзарх Харсома, совсем распродал свою провинцию, Нижний
Варнарайн, стяжателям, а про чиновников
говаривал: "Когда берут корзинкой или сундучком - это, друг мой, взятка, а когда берут
баржами и амбарами - это уже торговля".
После смерти преступника Харсомы в провинции началось
непристойное замешательство. Собрались пятеро крупнейших казнокрадов, позвали
сотню казнокрадов поменьше и объявились, совместно, регентами его сына.
Много гнусного могло из этого выйти, если бы не безграничная преданность чиновника