 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
поколения, чем Сият-Даш: нежный и несчастный от наследственного богатства. Юноша
нерешительно посмотрел на бродячего проповедника, не будучи вполне уверен, к какому
разряду людей принадлежит этот человек, - к тем, которые обманывают его отца, или к
тем, которые от его отца страдают, - но отвесил все-таки яшмовому аравану глубокий
поклон.
За ажурной зеленью вечереющего сада, заслоняя нищету далеких хижин, перла в небо
толстая кирпичная стена с желтой башенкой и скучающим часовым. Бьернссон стоял
молча, сжимая в руках черный бамбуковый посох со стальным стержнем внутри. Один
поворот
верхнего коленца, слабый радиосигнал, - и эти проклятые стены взлетят на воздух. "Я же
не хотел, - думал Бьернссон - я же
хотел только бежать. Откуда взялся этот проклятый разбойник? Кто дал право этому
народу решать за меня? "
- Святой отец!
Бьернссон обернулся, - позади, у рододендрона в желтой шубке, стоял старый судья Каш,
Тот самый, с которым он полтора месяца назад приехал к Сият-Дашу.
-
Святой отец, - сказал он, - Мое служебное положение обязывает меня присутствовать...
Но... я искал вас полтора месяца, а
Сият-Даш говорит, что вы обосновались в его усадьбе? Уж не обманул ли он вас? Я бы
мог поговорить в ним...
Судья Каш запинался. По правде говоря, ему восе не хотелось говорить с начальником
округа. У этого человека была живая
совесть, но ему каждый день приходилось отрезать от нее по кусочку. Он все время
одалживался у негодяев, чтобы творить добро, и в делании добра и зла еле-еле сводил
концы с концами. Попросив за яшмового аравана, он не выпросил у Сият-Даша ничего, а
задолжал бы ему изрядно.
Яшмовый араван поглядел на старого чиновника, лениво сузил глаза.
- Благодарю, господин судья, мне не нужна ваша помощь.
Судья Каш съежился, как мышь под дождем, а потом вдруг промолвил:
- Вы продешевили, яшмовый араван!
- Что?
- Вы продешевили, ибо за сколько бы вы ни продали свою душу Сият-Дашу, это было все
равно слишком дешево.
Яшмовый араван повернулся и вошел в дом.
Тонкие дымки серебряных курильниц таяли в высоких, из Иниссы привезенных зеркалах,
и гости, нарядные и возбужденные,
столпились у маленького алтаря, воздвигнутого в честь именин. Гостей было еще
немного, человек шесть или семь, - остальные
гуляли в саду. Появление Бьернссона вызвало всеобщее оживление. Один из чиновников,
взмахнув рукавами, взял лютню, и склонившись над ней, как мать над ребенком, стал петь
песню об облаке,
зацепившемся за ветку. Это была очень красивая песня. Чиновник кончил песню и
повернулся к охраннику: