 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
похожим на информацию к размышлению. Сомневаться в главном, впрочем, не
приходилось. В том, что выражаясь протокольно, тепоральная значимость индивида по
имени Мэри Кроуфорд, исчезающе мала. Несправедиво мала! Однако, я по прежнему не
знал, что мне делать дальше.
Выйдя из ванной в озаренную призрачной синевой близкого рассвета спальню, я снова
присел на край кровати. Мэри крепко спала, подсунув под щеку обе ладони, и некоторое
время я зачарованно глядел на ее спокойное и прекрасное лицо. Видимо почувствовав мой
пристальный взгляд, она вдруг проснулась, и открыв затуманенные сном и счастливой
усталостью глаза, проговорила:
- Ты не спишь, любмиый? Иди ко мне скорее... - она улыбнулась, вновь смежив
ресницы, - А знаешь, мне снился сон. Хороший сон, такой светлый... Будто мы с тобой
уехали куда-то, далеко, далеко, не знаю куда... Но там было так чудесно - всюду сады,
цветы, теплое море, и мы любили друг друга... И мне было так необыкновенно радостно и
легко, я почему-то знала, что так будет всегда... Наверное, это был Рай, да?
Я замер, пораженный, чувствуя в горле тяжелый ком. "Вот и ответ! " - вспыхнула
мысль.
- Да милая, это был Рай. Только не тот... - прошептал я, целуя ее в лоб, - Просто это
был вещий сон.
Наступал последний день. Но я принял решение.
Глава 5 Айсберг
Борт лайнера "Титаник". Северная Атлантика,
Примерно 400 миль к югу от мыса Рейс острова
Ньюфаундленд.
14-15 апреля 1912 г.
К вечеру 14 апреля резко похолодало. Хотя этот отрезок пути лежал гораздо южнее
Англии, проходящее здесь холодное Лабрадорское течение, берущее начало в студеном
море Баффина у ледовых обрывов Гренландии, делало свое черное дело. Состояло оно,
впрочем, не столько в самом холоде, сколько в другой, действительно смертельной для
моряков угрозе - айсбергах, несомых Лабрадорским течением столь стремительно, что
самые крупные, не успевая растаять, достигали порой широт Бермудских островов.
... А я, кое-как ускользнув от Мэри и соседей по каюте, к 23-м часам вечера уже добрых
минут 40 дежурил, затаившись в накрытой брезентом шлюпке, ближайшей к ходовому
мостику лайнера. Несмотря на заблаговременно одетое теплое белье и усердный
самогипноз по методике йогов-респов, холод пронизывал меня до костей. Имплант
молчал. Безумно хотелось вернуться в тепло каюты, или, на худой конец, размяться,
побегав по палубе. О первом не стоило и мечтать, а насчет последнего - хотя холод и
согнал всех с открытых палуб, выбираться наружу было все-же рискованно. Рядом с
мостиком размещались каюты офицеров, радиорубка, штурманская, и другие служебные
помещения, где несмыкавие глаз круглые сутки вахтенные, наверняка заметили бы меня,
задав кучу ненужных вопросов. Так что единственное, на что я в итоге отважился, это
украдкой высунуть наружу голову, откинув брезент с противоположного мостику борта
шлюпки.
Когда я забрался в шлюпку, солнце еще только садилось за горизонт. Теперь же
совсем стемнело, и едва выглянув я, несмотря на холод, был буквально заворожен
великолепием ночи. Луны не было, но я никогда не видел, чтобы звезды сияли так ярко.
Казалось, они даже выступают из густо-индигового небосвода, сверкая, как россыпь
бриллиантов.
Да! Это была волшебная ночь - ночь, когда человек испытывает радость просто от того,
что он живет. Но знание того, что должно этой тихой ночью случиться, придавало ей в
моих глазах нечто зловещее. Что-то сатанинское чудилось мне в ее неземном очаровании.