 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Приезды же в отчий дом, на побывку, радовали ее все меньше - отец, как и многие
стареющие мужчины во все времена, считая жизнь конченой, и начисто позабыв о
прежних своих увлечениях, все чаще искал утешения на дне бутылки.
"Кому нужен старый старый больной калека, к тому же контуженный? " - примерно так
он говорил всякий раз, когда дочь, застав его в обществе склянки виски, со свойственной
ей горячностью пыталась провести с ним душеспасительную беседу.
А здоровье его, и впрямь, таяло на глазах, стремительно ведя к фатальному исходу, и в
одну из душных июльских ночей 1909 года, под монотонную песню сверчка, бывший
бравый капитан Чарлз Кроуфорд ушел из жизни Мэри навсегда. Ему не было еще и
пятидесяти... Через год, переживя сына, скончалась и бабушка.
Оставшись совсем одна, Мэри какое-то время перебивалась более чем скромными
доходами от отцовской лавки, упорно отвергая настойчивых ухажеров всего квартала -
молодых, и не очень, холостых, и женатых. Вообще, после смерти родных, ее лавка стала
весьма популярной в округе, вот только увы, не в сфере бизнеса...
Мэри совсем было растерялась, но тут, громом среди ясного неба свалилось письмо из
Америки от младшей сестры отца, которую она видела всего раз в жизни, будучи совсем
ребенком, и после почти забыла о ее существовании. Тетка писала, что хотя о кончине
брата и бедственном положении "дорогой племянницы" узнала с опозданием, она будет
рада приютить "бедную сиротку" у себя. Еще из письма следовало, что тетка живет в
Филадельфии, и материально отнюдь не бедствует, содержа некий, чуть-ли не самый
популярный в городе, и весьма доходный "дом".
Сии формулировки не вызвали у Мэри, по ее наивности, ни тени подозрений, для меня
же род занятий ее родной тетушки стал предельно ясным. Все имущество племянницы,
включая домик и лавку, тетка посоветовала, особо не торгуясь, обратить в деньги, а проще
говоря, продать. Не имея в Англии ни родичей, ни настоящих друзей, Мэри так и
поступила, бросив все за смехотворную сумму в 200 фунтов. Впрочем, ей действительно
было не до аукционов. И вот она здесь...
Мы почти неразлучно провели весь долгий апрельский день, и когда солнце
склонилось к закату, нам уже казалось, что мы знакомы целую вечность. Вечерняя заря
застала нас одиноко стоящими рука об руку возле шлюпбалок на верхней прогулочной
палубе, и рассеяно взиравшими с высоты 23-х метров на океанскую зыбь.
... - Да, пока не забыла! - вставила вдруг Мэри, подняв глаза к небу, где в густеющей
синеве вспыхивали первые звезды, - Ты, помнится, сказал, что у нашего солнца десять
планет. Но ведь их восемь, я точно помню. Последняя - Нептун?
- Последние две еще не открыты. - улыбнулся я, наблюдая за ее реакцией, - Через 18
лет, в 1930-м году, некий молодой американец откроет девятую планету. Ее назовут
Плутоном. Спустя еще некоторое время выяснят, что там не одна, а целых две планеты,
обращающиеся вокруг общего центра масс. Вторую назовут Хароном.
- Вот опять! - негромко воскликнула Мэри, вонзив в меня растерянный взгляд, - Я
опять не пойму, шутишь ты, или серьезно...
- С тобой я и сам не всегда это понимаю. - ответил я уже без смеха, прямо глядя в ее
широко распахнутые, и без того огромные глаза, - И как мне быть дальше - я уже совсем
не понимаю...
- Мне кажется, ты не можешь лгать. - сказала она после некоторой паузы, и зардевшись
маковым цветом, потупила взгляд, - Ты тогда так кинулся за моей шляпкой, даже не
подумав о себе. Такие люди не обманывают... Конечно нет! Скажи... Вот мы послезавтра
сойдем на берег - и все? Мы больше не увидимся? Никогда, никогда?...
- Почему ты так думаешь?
- Потому что... Не знаю. Мне кажется, я чувствую это. Понимаешь, так не бывает... Ты
слишком необыкновенный, чтобы быть правдой. А сказка всегда кончается, и кончается
скоро. Ты все обо мне угадал... Нет, наверное, не угадал, а просто знаешь. Сколько помню
себя - я всегда одна. В детстве, в пансионе, даже с подругами. А когда умер отец... Но я