 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
интерната номер 205.
Я прижалась к толстой стриженой девчонке, похожей на маленькую Ингрид, гладила ее
теплый колючий затылок.
- Вытащите ее. Она должна показать нам дрессированных сломов. У нее билеты. Наши
билеты...
- Я позвоню, вас пустят так, - сказал спасатель, - двести пятый? - А га. Спасибо, шеф.
Бежим.
Девочка оттолкнула меня, полумаска соскользнула на шею. Ее спокойные глаза. В них
ничего не было.
Мы были одни. Среди живых мертвецов с обращенными внутрь глазами. Наше единение
с ними оказалось иллюзией.
Земля-бета окончательно перестала быть нам родиной. Мы стали здесь чужаками,
инопланетянами.
Двое с Земли-альфа, два человека - Адам и Ева. Я вдруг впервые по-настоящему
осознала разделяющую нас и их пропасть. Это была пропасть между прежней и нынешней
Ингрид Кейм.
Планета невозмутимых и спокойных, И мы, навсегда обреченные среди них на
одиночество.
Их преимущество перед нами - преимущество роботов перед живыми. Роботам не
бывает больно: они в броне своей бесчувственности.
Мы можем говорить им какие угодно слова, кричать, плакать, биться головой о стену.
В лучшем случае они глянут на нас с любопытством. И пройдут мимо. Но мы никогда
не перестанем страдать от их равнодушия и непонимания. Потому что мы - другие.
Мне стало страшно. И Эрл, будто почувствовав это, стиснул мою руку. Мы по-
прежнему ничем внешне не отличались от снующих вокруг парочек, но теперь мой взгляд
с болезненной остротой выискивал все новые доказательства нашей обособленности,
нашего несходства с ними.
Сидящие в одиночку на скамейках, прямо на земле. Иногда группами, но все равно в
одиночку. Глаза, обращенные внутрь себя. О чем они думают? Этого никто не знает, и
это никому не интересно, кроме них самих!
На дороге сидит девушка, видимо, ушибла или вывихнула ногу. Толпа обтекает ее, как
река подводную корягу, спутник ее, видимо, ушел с другой, а она сама терпеливо ждет,
когда ее подберет дежурный медицинский аэрокар. Когда-то это тоже показалось бы мне
вполне естественным. А теперь я сразу же представила себя на ее месте.
Очень болит нога, Эрл ушел, безучастная толпа обтекает меня, как корягу.
Я невольно замедлила шаг. Эрл понял, почему, поморщился, но все же попытался
перенести ее на траву, в сторону от толчеи.
Девушка отталкивала его, скулила, он пытался ей что-то втолковать, а я ждала, и толпа
обтекала меня - оценивающие мужские взгляды, прикосновения каких-то горячих липких
рук, все эти слоны, бегемоты, медведи, волки. Здоровые, сытью, мускулистые и...
мертвые. Синее море. Розовый закат.
Я вспомнила, как Эрл однажды развел в лесу костер, как мы смотрели на изменчивое
трепетное пламя, которое казалось живым именно из-за своей неопределенности,
полутонов, многоликости, трепетности. Костер излучал тепло.
После этого свет искусственных ламп показался мне удручающе безжизненным и
холодным. Они и мы. Наконец Эрл вернулся.
- Пустая затея. Она даже не понимает, чего я от нее хочу. Пусть валяется. Они не люди.
- Вспомни, мы были такими же. - Ничего не хочу вспоминать. - Он поднял меня и
понес кудато прочь от дороги. Эрл хотел, чтобы я тоже забыла, прижимая меня к себе
исступленно и ревниво. Трава становилась все выше, расступалась с мягким шуршанием,
гогот и крики постепенно стихли, потерявшись в сонном стрекоте кузнечиков.
Он бережно опустил меня на траву и с видимым облегчением содрал маску. Шепотом