 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
выбирает себе язык, как ты или я - цвет одежды.
Беран нахмурился: - На Пао мы не заботимся о подобных мелочах. Наше платье мы не
выбираем - никто не наденет костюма, приличествующего представителю другой
социальной прослойки - иначе его просто не поймут.
Улыбка осветила строгое лицо Фанчиэля:
- Правда, я забыл. Не в привычке паонитов надевать привлекающее внимание платье.
Может быть, отчасти вследствие этого психическая ненормальность - очень редкое
явление. И практически все пятнадцать миллиардов паонитов нормальны. То ли дело на
Вэйле! Там живут совершенно стихийно - и в языке, и в манере одеваться отсутствуют
какие бы то ни было законы. Возникает вопрос: является ли язык первопричиной или
лишь зеркальным отражением этих странностей? Что первично: язык или поведение?
Беран был в явном замешательстве.
- В любом случае, - продолжал Фанчиэль, - когда ты увидишь связь между языком и
поведением людей, ты, наверное, захочешь выучить язык Брейкнесса.
Берана одолевали сомнения: - И тогда я начну вас любить? Фанчиэль сердито
спросил:
- Ты хочешь любым способом этого избежать? Могу успокоить тебя. Все мы меняемся
в процессе обучения, но ты никогда не станешь настоящим человеком Брейкнесса. Ты
родился паонитом - им ты и останешься. Но говоря на нашем языке, ты поймешь нас, и
если ты будешь думать так же, как твой собеседник, ты не сможешь его ненавидеть.
Теперь, если ты готов, начнем.
9
На Пао царили мир и благоденствие. Паониты обрабатывали поля, рыбачили в
океанах, а в некоторых районах добывали из воздуха путем фильтрации цветочную
пыльцу - для изготовления пирогов с приятным медовым вкусом. Каждый восьмой день
был базар, каждый шестьдесят четвертый день люди собирались на певческих полях и
распевали гимны, каждый пятьсот двенадцатый день проходили общеконтинентальные
ярмарки.
Люди перестали противиться власти Бустамонте. Вторжение Брумбо было забыто.
Налоги Бустамонте были не такими изнурительными, как во время правления Аэлло, да и
правил он с минимумом помпезности, что, впрочем, приличествовало его
двусмысленному праву на Черном Троне.
Но Бустамонте не был полностью удовлетворен. Он не боялся, но идея личной
безопасности стала навязчивой. Дюжина обыкновенных просителей, однажды
позволившая себе просто слишком резкое движение, была испепелена огнеметами
мамаронов. Бустамонте также вдруг вообразил, что является объектом унизительных
насмешек, и другие поплатились жизнью за слишком веселое выражение лиц в тот
момент, когда Панарх глядел на них. Но самой горькой пилюлей, отравлявшей всю жизнь
Бустамонте, стала дань, которую он обязался выплачивать Эбану Бузбеку, Гетману
Брумбо. Каждый месяц Бустамонте набирался мужества отказаться от уплаты, но всякий
раз побеждала осторожность, и Регент в бессильной ярости выплачивал положенный
миллион марок.
Прошло четыре года, и вот однажды утром в космопорту Эйльянре приземлился яркий
красно-желто-черный корабль, на борту которого находился Корморан Бенбарт, отпрыск
молодой ветви Бузбеков.
Он появился в Великом Дворце с видом отлучавшегося на время лендлорда,
наносившего визит на ближайшую ферму. Корморан Бенбарт приветствовал Бустамонте с
небрежной благосклонностью.
Бустамонте, облаченный в Черные Одежды, с величайшим трудом сохранял