 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
проблеска надежды к черной судороге безысходности и отчаяния. Праздник превратился
в кошмар. Мое появление произвело такое впечатление, какого я никак не ожидал. Едва я
переступил через подоконник, как мгновенный, безграничный, чудовищный ужас
обрушился на них, исказил их лица, вырвал крик из каждой груди. Началось паническое
бегство, некоторые упали в обморок и их уволокли обезумевшие приятели. Многие,
закрыв лицо руками, слепо и беспомощно метались, ища спасения, натыкаясь на стены и
сбивая мебель, пока не находили выход.
Я стоял в залитой светом опустевшей зале, прислушиваясь к затихающим воплям, и с
содроганием думал о невидимом ужасе, затаившемся где-то рядом. На первый взгляд,
комната была совершенно пуста, но когда я двинулся к одному из альковов, мне
почудилось слабое движение где-то за золоченой аркой дверного проема. Зайдя в альков,
я ясно ощутил чье-то присутствие, и первый и последний звук, вырвавшейся из моей
груди - ужасный вой, почти столь же омерзительный, как и то, что его вызвало:
освещенное пугающе ярким светом неописуемое, невообразимое, невероятное чудовище,
одним своим видом превратившее веселую компанию в толпу полупомешанных.
Я не решаюсь даже описать его - это была смесь всего самого жуткого и
отвратительного, демонический призрак древности, разрухи и одиночества, невиданное
доселе грязное промокшее привидение, обнажившаяся тайна - из тех, какие милосердная
природа старается упрятать поглубже. Видит бог, это было существо не нашего мира, -
или, по крайней мере, уже не нашего, - но, к моему ужасу, я улавливал в его изъеденных
временем чертах злобную, отвратительную пародию на человеческий образ.
Мне не хватило сил даже на слабую попытку к бегству, запоздалую и бессильную
перед сковавшими меня чарами безмолвного безымянного монстра. Словно
заколдованный мерзким неотрывным взглядом его безжизненных глаз, я был не в силах
даже зажмуриться и мог лишь благодарить милосердные слезы, размывавшие очертания
страшного существа. Я хотел было поднять руку, чтобы закрыться от его взгляда, но и это
мне не удалось: я потерял равновесие, шагнул вперед, чтобы не упасть, и тут ощутил, что
жуткая тварь совсем рядом. Мне казалось, что я слышу ее мерзкое дыхание. Обезумев от
ужаса, я выбросил вперед руку, защищаясь от зловонного призрака, и мироздание
дрогнуло, сотрясаемое судорогой омерзения, когда мои пальцы к_о_с_н_у_л_и_с_ь_
протянувшейся ко мне лапы чудовища, стоящего за золоченой аркой...
Не я вскрикнул, но все демоны ада, мчащиеся на оседланных ночных ветрах, диким
воплем стронули лавину разрушительных воспоминаний, рухнувшую на меня. Теперь я
знал все. Я помнил, что было со мной до того, как я очутился в мрачном замке,
окруженном лесом, я знал, в чьем изменившемся жилище я нахожусь, и я знал самое
ужасное - я узнал то безобразное чудовище, что злобно пялилось на меня, когда я
отдергивал запятнанные пальцы от его руки.
Но есть в мире не только горечь, но и бальзам, и для меня этот бальзам - забвение. В
непереносимом ужасе этого мгновения я забыл все потрясшее меня, и вспышку страшных
воспоминаний поглотил хаос мелькающих видений. И вот я уже бегу прочь от громады
чуждого замка, беззвучно мчусь в лунном свете. Вот часовня, мраморные плиты и
колонны, я спускаюсь по ступенькам и пытаюсь открыть каменный люк, но он недвижим;
я не огорчен, я давно ненавижу замок заодно с деревьями. Теперь я летаю в ночных ветрах
вместе с демонами, а днем играю в катакомбах Нефен-Ка в потаенной долине Хадата у
берегов Нила. Я знаю, что свет - не для меня, разве что лунный свет на каменных
надгробьях Неб. Я не создан для веселья, для меня лишь празднества Нитокриса под
Великой Пирамидой; но в моей вновь обретенной свободе одиночества я почти рад горечи
отчуждения.
Ведь несмотря на сладость забвения, мне не дано забыть, что я изгой; я чужой в этом
столетии, среди тех, которые зовутся людьми. Я помню это с тех пор, как протянул
пальцы к этой мерзости в богато позолоченной раме, протянул пальцы и коснулся
холодной неподатливой поверхности полированного стекла.