 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
всего лишь пешки, а может, на сцену из невообразимо далекого детства, или на...
... Или же она смотрела на нечто более близкое, что находилось за его спиной и вовсе не
так уж далеко...
Весьма неучтиво выведя свое ухо из соприкосновения с дразнящим язычком Хисвет,
Мышелов резко повернул голову, посмотрел через плечо и на фоне светлой мерцающей
стены укромного дерева увидел темный силуэт притаившегося человека, в вытянутой руке
которого блеснуло что-то голубовато-серое.
Мгновенно отскочив от Фрикс и присев, Мышелов развернулся и с силой выбросил
назад левую руку, которой только что обнимал служанку за талию.
Удар был нанесен очень вовремя, но наобум. Кулак Мышелова врезался в чьи-то
костлявые пальцы, в которых был зажат нож, и острие тут же рассадило ему предплечье.
Но он незамедлительно врезал минголу правой прямо в физиономию, в результате чего та,
хоть и на миг, но все же утратила свою бесстрастность.
Ладная фигура в черном отлетела назад и тут же, словно какое-то мерзкое
одноклеточное, раздвоилась: из-за спины первого мингола выскочил второй, тоже с
кинжалом в руке, и двинулся на Мышелова, который, чертыхаясь, нашарил пояс и
выхватил из ножен Кошачий Коготь - он первым попался ему под руку.
Фрикс, продолжавшая стоять в своих черных одеждах с мечтательным выражением
лица, проговорила сипловатым и каким-то далеким голосом:
- Тревога и отступление от темы. Входят два мингола.
А стоявшая у нее за спиной Хисвет с раздражением воскликнула: - Вечно мой
ненавистный отец портит мне все удовольствие! Всегда он губит мои самые эстетичные
творения в области наслаждений - то ли из какой-то злобной и недостойной родителя
ревности, то ли...
Но тут первый мингол немного оклемался, и оба противника осторожно двинулись на
Мышелова, выставив вперед ножи и поблескивая узкими глазами на желтых лицах.
Мышелов, держа Кошачий Коготь на уровне груди, мгновенно заставил их отступить,
неожиданно хлестанув наотмашь своим поясом, который сжимал в левой руке. Ножны со
Скальпелем угодили одному из противников по уху, так что тот сморщился от боли.
Теперь бы в самый раз прыгнуть вперед и прикончить обоих - по удару на каждого, если
повезет.
Но Мышелов не стал испытывать свое везение. Откуда ему было знать: минголов
только двое или больше? А вдруг Хисвет и Фрикс перестанут паясничать - если до сих
пор они действительно паясничали - и бросятся на него со своими собственными ножами
как раз в тот миг, когда он начнет разделываться с этими тощими убийцами в черном? К
тому же его левая рука кровоточила, и он пока не знал, насколько серьезна рана. И
наконец, несмотря на всю свою гордость, Мышелов неохотно признал, что возникшая
опасность, быть может, слишком грозна даже для него, что он попал в положение,
которого сам до конца не понимает, и в своем опьянении рискует жизнью ради
сомнительных восторгов, правда довольно необычных; нет, он не должен больше
полагаться на переменчивую удачу и крайне нуждается - тем более в отсутствие своего
могучего друга Фафхрда - в чьем-нибудь мудром совете.
Не успело его сердце ударить и два раза, как он, стрелой пролетев мимо несколько
обескураженных Фрикс и Хисвет, раздвинул ветви беседки и выскочил наружу под
очередной и даже более сильный всплеск белых цветов.
Через пять ударов сердца Мышелов уже бежал в свете поднявшейся луны на север
через площадь Тайных Восторгов и, застегнув по дороге пояс, доставал из привешенного
к нему мешочка бинт, чтобы через несколько мгновений ловко перевязать рану на руке.
Еще пять ударов сердца - и он оказался в узком мощеном переулке, ведшем к
Болотной заставе.
К своему крайнему неудовольствию, он вынужден был признать: пришла пора
двинуться через предательскую и зловонную Великую Соленую Топь и спросить совета у