 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
размышлении - и все остальные: первый кувшин он поставил у кушетки, другой - рядом с
растянувшимся на ковре Фафхрдом, а третий оставил себе. Увидев, что зреет серьезная
попойка, Ивриана широко раскрыла глаза, в которых читалась тревога, взгляд Вланы стал
циничным и несколько сердитым, однако обе они промолчали.
Мышелов не без блеска рассказал историю об ограблении воров, частично даже
представив ее в лицах, причем приукрасил ее только один раз, но зато весьма
артистически: перед тем как убежать, полухорек-полумартышка якобы забрался ему на
плечи и чуть не выцарапал глаза. Прерван рассказ Мышелова был лишь трижды.
Когда он сказал: "И тут я со свистом обнажил свой Скальпель", - Фафхрд заметил:
- Так, значит, ты дал прозвище не только себе, но и своему мечу? Мышелов взвился:
- Да, а кинжал называется у меня Кошачий Коготь, есть возражения? Может, скажешь,
что это ребячество?
- Вовсе нет. Я назвал свой меч Серым Прутиком. Оружие - вещь в каком-то смысле
живая, цивилизованная и достойная носить имя. Продолжай, прошу тебя.
Когда же Мышелов упомянул о неизвестном звере, бежавшем рядом с ворами (и чуть
не выцарапавшем ему глаза), Ивриана побледнела и, вздрогнув, проговорила:
- Мышонок! Сдается мне, это выкормыш какой-нибудь ведьмы! - Не ведьмы, а
колдуна, - поправила Влана. - Эти мерзавцы из Цеха избегают иметь дело с женщинами за
исключением случаев, когда те за деньги или по принуждению удовлетворяют их похоть.
Но их теперешний принципал Кровас - человек суеверный и славится тем, что старается
обезопасить себя со всех сторон. Поэтому он запросто мог взять к себе на службу какого-
нибудь чародея.
- Это очень похоже на правду и вселяет в меня ужас, - испуганно оглянувшись по
сторонам, зловеще проговорил Мышелов. На самом деле он ничего такого не думал и не
чувствовал и был наполнен ужасом не больше, чем порожний кувшин вином, однако
умел тонко улавливать любые колебания атмосферы в процессе повествования.
Когда оно подошло к концу, девушки, сверкая влюбленными очами, провозгласили
тост за их с Фафхрдом ловкость и отвагу. Мышелов раскланялся, расточая улыбки, потом
с тяжким вздохом растянулся на ковре, утер шелковой тряпкой пот со лба и сделал
внушительный глоток из кружки.
Спросив у Вланы разрешения, Фафхрд начал рассказывать о том, с какими
приключениями они покинули Мерзлый Стан - он, убегая от своего клана, она - от
актерской труппы - и добрались до Ланкмара, где сейчас нанимали комнатку в доме для
артистов близ площади Тайных Восторгов. Обняв Влану, Ивриана с широко открытыми
глазами вздрагивала всякий раз, когда речь заходила о ведьмах - как от восторга, так и от
испуга, вызванного рассказом, как показалось Фафхрду. Он решил, что для такой куколки,
как она, вполне естественно любить всякие истории с привидениями, однако не был
уверен, что ее удовольствие было бы так же велико, узнай она, что его истории - самые
что ни на есть правдивые. Она, казалось, жила в мире грез - по крайней мере наполовину
благодаря усилиям Мышелова, снова подумал Фафхрд.
Единственное, что он опустил в своем рассказе - это упрямое желание Вланы устроить
Цеху Воров страшную месть, за то что Цех умертвил ее сообщников и выгнал ее саму из
Ланкмара, когда она пыталась по собственному почину заниматься воровством, а в
качестве прикрытия выступала с мимическими сценами. Не упомянул он, естественно, и о
своем обещании - дурацком, как ему казалось теперь - помочь девушке в ее кровавом
начинании.
Закончив рассказ и собрав заслуженные аплодисменты, Фафхрд почувствовал, что
несмотря на скальдовский навык у него пересохло в горле, однако с горечью обнаружил,
что его кружка и кувшин пусты, хотя никакого опьянения он не ощущал похоже, он
выговорил из себя все спиртное, которое, казалось, покидало его тело с каждым
произнесенным им великолепным словом. В таком же состоянии пребывал и Мышелов -
несмотря даже на то, что время от времени, прежде чем ответить на вопрос или сделать