 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Рядом с Фафхрдом лежал его обнаженный меч, на рукоятке которого покоилась ладонь
гиганта.
И тут Мышелов заметил проводника, скрючившегося в темном углу за постелью. Он
тоже был весь обмотан лентами, но они уже стали заскорузлыми от ржавых пятен.
Проводник был мертв.
Мышелов еще раз попытался привести Фафхрда в чувство, но лицо гиганта оставалось
похожим на мраморную маску. Мышелов чувствовал, что рассудок Фафхрда витает где-то
очень далеко, и это испугало и разозлило его.
Мышелову стало не по себе, он ломал голову над всем увиденным, и тут услышал, что
сверху кто-то спускается. Шаги медленно приближались. Послышалось размеренное, но
тяжелое дыхание. Мышелов присел позади стола и вперился в черное отверстие в потолке,
куда уходила лестница.
Появившийся оттуда невысокий скрюченный старик был одет в платье, такое же
потрепанное и заплесневелое, как и вся комната. Он был почти лыс, и только над
большими ушами торчали клочья спутанных седых волос. Когда Мышелов вскочил и
замахнулся на него кинжалом, старик даже не сделал попытки убежать, а мгновенно
пришел в какой-то экстатический ужас - тело его затряслось, из горла послышались
булькающие звуки, руки бесцельно замолотили по воздуху.
Мышелов зажег от жаровни толстую свечу и поднес ее к лицу старика. Он никогда не
видел ни таких выпученных от ужаса глаз, ни такого тонкогубого и жестокого рта.
Первые членораздельные звуки, произнесенные стариком, казались хриплыми и
сдавленными - это был голос человека, который очень долго молчал.
- Ты мертв! Мертв! - закудахтал он, трясущимся пальцем указывая на Мышелова. - Ты
не можешь быть здесь. Я убил тебя. Для чего ж я так хитроумно уравновесил большой
камень, что он сорвался от малейшего прикосновения? Я знал, что тебя заманил сюда не
вой. Ты пришел, чтобы причинить мне вред и спасти своего друга. Поэтому я и убил тебя.
Я видел, как упал камень. Видел тебя под камнем. Ускользнуть от него ты не мог.
Значит, ты мертв.
Он засеменил к Мышелову, размахивая руками, словно хотел рассеять своего гостя, как
дым. Но когда пальцы его дотронулись до вполне осязаемого тела, он взвизгнул и
попятился.
Делая недвусмысленные движения кинжалом, Мышелов стал наступать на него со
словами:
- Ты правильно догадался, почему я здесь. Отдай мне моего друга. Разбуди его.
К его изумлению старик не съежился от страха, а внезапно решил проявить твердость.
Выражение ужаса в его немигающих глазах стало чуть иным. Ужас остался, но к нему
добавилось и что-то еще. Замешательство уступало место какому-то другому, еще
неясному чувству. Пройдя мимо Мышелова, он уселся на табурет у стола.
- Тебя я не слишком-то боюсь, - искоса глядя на собеседника, заявил он. - Но есть и
другие, кого я боюсь в самом деле. А тебя я опасаюсь только потому, что ты захочешь
помешать мне защититься от них или принять необходимые меры предосторожности. -
Голос его стал жалобным. - Ты не должен мне мешать, не должен!
Мышелов нахмурился. Смешанный еще с чем-то невероятный ужас, исказивший
черты старика, казался привычным, а его странные слова не были похожи на ложь.
- И тем не менее ты должен разбудить моего друга. Вместо ответа старик бросил на
Мышелова быстрый взгляд, после чего уставился пустыми глазами на стену и, покачав
головой, заговорил:
- Тебя я не боюсь. А между тем мне ведомы глубочайшие пучины страха. Тебе этого
не понять. Разве ты жил один на один с этим звуком в течение многих лет и при этом знал,
что он означает? Я жил. Страх у меня врожденный. Он был плотью и кровью моей матери,
и моего отца и моих братьев тоже. Слишком уж были сильны чародейство и одиночество
в этом нашем доме и его обитателях. Когда я был маленьким, все они боялись и