 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
последнее время я немного узнал Пульга и обнаружил в нем необычную сентиментальную
слабину - он любит получать небольшие подарки, своеобразные трофеи от своих... э-э...
клиентов, как мы иногда их называем. Причем эти вещицы непременно должны быть
связаны с соответствующим божеством - всякие там чаши, кадильницы, мощи в
серебряной филиграни, украшенные камнями амулеты, в общем, все такое. Он любит
сидеть, смотреть на ломящиеся от них полки и мечтать. Порой мне кажется, что старик,
сам того не ведая, становится святошей. Если я принесу ему эту побрякушку, он - уверяю
тебя! - проникнется к Иссеку почтением и велит мне быть с Бвадресом поласковее. И не
исключено, что вопрос об отступных деньгах не будет подниматься еще... еще по крайней
мере квартала три.
- Нет, - сказал Фафхрд.
- Значит, так тому и быть, друг мой... Пойдем, милочка, я угощу тебя бифштексом. -
Последняя фраза, произнесенная обычным голосом, была обращена к маленькой
попрошайке, которая по привычке отреагировала на нее полным пугливой неги взглядом.
- Причем вовсе не рыбным, котеночек. А тебе известно, что бифштексы бывают не только
из рыбы? Брось эту монетку своей матери, милочка, и пойдем. Палатка с бифштексами в
четырех кварталах отсюда. Нет, паланкин мы брать не будем, тебе нужно немного
поразмяться. Прощай, охотник за смертью!
Несмотря на то что в последних словах явственно прозвучало: "Я умываю руки",
Мышелов как мог старался отдалить грозную ночь расплаты, изобретая для громил
Пульга более срочные задания и заявляя, что тот или другой знак не позволяет
немедленно послать Бвадресу счет - вместе с розовой жилкой сентиментальности у
Пульга недавно появилась и серая жилка суеверности.
Разумеется, никаких непреодолимых трудностей не было бы вовсе, обладай Бвадрес
хоть в малой степени чувством реальности в денежных делах, - чувством, которого в
случае серьезных неурядиц оказываются не лишены даже самые жирные и алчные
священнослужители, равно как самые истощенные и не от мира сего люди святой жизни.
Но Бвадрес был упрям - как мы уже намекали, это были отголоски, и весьма неудобные,
его маразма, с которым в принципе он вроде бы расстался. Ни одного, даже самого
ржавого железного тика (самая мелкая ланкмарская монета) вымогатели не получат -
таков был девиз Бвадреса. В довершение всех зол, если такое вообще возможно, он не
желал тратить деньги даже на то, чтобы взять напрокат для Иссека какую-нибудь мебель
непригляднее или арендовать приличное место для храма, что было практически
обязательным для всех культов, добравшихся до центрального отрезка улицы Богов.
Вместо этого он не переставая твердил, что каждый собранный тик, каждый бронзовый
агол, каждый серебряный смердук, каждый золотой рильк - да что там? - даже каждый
глюльдич (алмаз, вплавленный в янтарь) будут отложены, дабы впоследствии купить на
них самый роскошный храм подле цитадели, а именно храм Аарта Невидимого и
Всеслышащего, считавшегося в Ланкмаре одним из самых древних и могущественных
богов.
Естественно, что столь безумный вызов, брошенный во всеуслышание, еще более
увеличил популярность Иссека и привлек в число его почитателей новые толпы, которые
приходили, во всяком случае в первый раз, из чистого любопытства. Ставки пари
относительно того, как далеко и как скоро продвинется Иссек по улице Богов (такие пари
были для Ланкмара делом привычным), начали прыгать то вверх, то вниз, поскольку
вопрос этот был не по зубам практичным, но довольно ограниченным букмекерам.
Бвадрес ложился спать в сточной канаве, прижав к груди казну Иссека (сперва это был
старый мешочек из-под чеснока, который вскоре уступил место пузатому бочонку с
прорезью для монет), Фафхрд сворачивался в клубок рядом с ним. Спали они по очереди:
один хоть и отдыхал, но держал ухо востро.
Был момент, когда Мышелов чуть было не решил перерезать Бвадресу глотку, сочтя
это единственным решением создавшейся дилеммы. Но он быстро сообразил, что это