 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Главной Башней, а под Хасьярлом - Гваэя в его Нижних Уровнях... Хасьярла, который
потакал своим страстям, словно в каком-нибудь пламенном кругу Ада, который сделал
своим величайшим богатством энергию, и движение, и логику, доведенные до крайности;
который постоянно грозил кнутом и пытками и выполнял эти угрозы, и который теперь
нанял в телохранители этого драчливого зверообразного громилу... Гваэя, который лелеял
свою отчужденность, как в самом холодном кругу Ада, который пытался свести всю
жизнь к искусству и интуитивной мысли; который пытался путем медитации подчинить
себе безжизненный камень и сдержать Смерть силой своей воли, и который теперь нанял
в убийцы маленького серого человека, похожего на младшего брата Смерти... Квормал
думал о Хасьярле и Гваэе, и на мгновение его губы изогнулись в странной улыбке, полной
отцовской гордости; потом он встряхнул головой, его улыбка стала еще более странной, и
он слабо вздрогнул.
"Хорошо, - думал Квормал, - что я уже стар, даже для мага, и пора моего расцвета
давно уже позади, было бы неприятно заканчивать жизнь в самом ее расцвете или даже в
сумерках ее дня". А он знал, что рано или поздно, несмотря на все защитные чары и
предосторожности. Смерть бесшумно прокрадется или набросится внезапно в тот миг,
когда он окажется беззащитен. В эту самую ночь его гороскоп мог возвестить
немедленный и неизбежный приход Смерти; и хотя люди живут ложью, считая даже саму
Истину полезной ложью, звезды остаются звездами.
Квормал знал, что с каждым днем его сыновья становятся все более умелыми и
хитроумными в применении того Искусства, которому он их обучил. А он не мог
защититься, убив их. Брат может убить брата, или сын - своего родителя, но с древнейших
времен отцам было запрещено убивать своих сыновей. Для этого обычая не было особо
веских причин, да они и не были нужны. В правящем доме Квармалла обычай не вызывал
возражений, и пренебречь им было не так-то легко.
Квормал вспомнил о ребенке, растущем в чреве Кевиссы, его, похожей на девочку
фаворитки. Если учесть всю предосторожность и бдительность, ребенок был, вне всяких
сомнений, его собственным - а Квормал был наиболее бдительным и наиболее циничным
реалистом из всех людей. Если ребенок будет жить и окажется мальчиком - как это
предсказывали знамения - и если у Квормала будет еще хотя бы двенадцать лет, чтобы
обучить его, и если Хасьярл и Гваэй погибнут от руки судьбы или от руки друг друга...
Квормал резко оборвал эту линию размышлений. Ожидать, что проживешь еще
дюжину лет, когда Хасьярл и Гваэй с каждым днем набираются мастерства в волшебстве -
или надеяться на взаимное истребление двух настолько осторожных отпрысков его
собственной плоти - действительно было тщеславием и отсутствием реализма.
Квормал огляделся вокруг. Все приготовления к составлению гороскопа были
завершены, инструменты подготовлены и выстроены по порядку; теперь требовались
только окончательные наблюдения и их истолкование. Квормал поднял небольшой
свинцовый молоточек и легко ударил им в медный гонг. Едва звук успел затихнуть, как в
проеме входной арки появилась высокая, богато одетая мужская фигура.
Флиндах был Мастером Магов. Его обязанности были многочисленными, но не особо
заметными. Его, тщательно скрываемая власть уступала только власти самого Квормала.
На темном лице читалась усталая жестокость, придававшая ему скучающее выражение,
плохо вязавшееся со всепоглощающим интересом, с которым Флиндах вмешивался в
чужие дела. Флиндаха никак нельзя было назвать миловидным: пурпурное родимое пятно
покрывало левую щеку, три большие бородавки образовывали равнобедренный
треугольник на правой, а нос и подбородок торчали вперед, как у старой ведьмы. Его
глаза - это вызывало потрясение и казалось насмешливой непочтительностью - имели
рубиновые белки и перламутровую радужную оболочку, как и у повелителя; он был
младшим отпрыском той же самой русалки, что выносила Квормала, - после того, как отец
Квормала потерял к ней всякий интерес, он, следуя еще одному причудливому
квармаллскому обычаю, отдал ее своему Мастеру Магов.