 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
галстук, хватила рюмкой-о пол и вылетела из комнаты, как баллистический снаряд. Вся
дрожа-от негодования, она заявила, что органически не переваривает комплиментов
другим женщинам.
Потомок Чинхисхана грохнулся перед ней на колени: -- Царица, богиня, дайте я
поцелую вашу ручку! - И он принялся лизать ей руку, как маленькая собачка.
Лизе это так понравилось, что она пустилась в пляс и сломала себе каблук. Тогда она
сбросила туфли и продолжала пляску в чулках, чем привела всех в дикий восторг.
Неистовый Артамон покачал головой.
-- Такая женщина расшевелит даже мертвого. -- А живого загонит в гроб, -- заметил
флегматичный Филимон.
Борис промокал свой галстук промокашкой и оправдывался: -- Знаете, это моя
подруга детства...
-- Бурное же у вас было детство, -- сочувственно пожевал губами комиссар дома чудес.
После этого Борис решил, что пока он еще цел и невредим, сказку из 1002-й ночи пора
заканчивать. Если сначала Лиза разыгрывала из себя незнакомку, то теперь он стал
разыгрывать из себя незнакомца.
Но подруга детства не сдавалась. Каждое утро она будила его телефонными звонками и
справлялась, где и как он провел эту ночь.
-- Ты там с какой сучкой ночевал? -- спрашивала внучка сенатора, и ее голос не
предвещал ничего хорошего.
Однако, слава Богу, все кончилось более или менее благополучно. Лиза помирилась с
Ниной и успокоилась. И опять они бегали с Ниной, как веселые молодые козочки.
Встречая Бориса, Лиза бросала ему презрительные взгляды. Так, словно она вышла
победительницей.
А президент дома чудес был очень рад, что дешево отделался. На память о Лизе в его
машине еще долго болтался амулет от нечистой силы -- маленькая игрушечная ведьма.
На радио "Свобода" произошло чрезвычайное происшествие, или, как теперь говорят,
ЧП. А началось все это с совершеннейшей чепухи.
Однажды поэт-неохристианин Серафим Аллилуев вышел с работы вместе с Ниной и
французской Лизой. Затем они случайно встретили Бориса Руднева и решили употребить
его, чтобы он отвез их домой на своей машине. Французская Лиза, помирившись с Ниной,
осталась у нее ночевать, а Серафим затащил Бориса в пивную.
Там Серафим стал пить ерша, то есть пиво, смешанное с водкой, от которого человек
сразу дуреет. После второго ерша Серафим укоризненно покачал головой:
-- И как только тебе не стыдно? -- Что?
-- Но ведь ты морочишь голову порядочным девушкам. -- Кому? Лизе? Она сама
сказала, что это ее тысяча и вторая ночь.
-- Ах, Борис, но притворяйся... Ведь Нина мне во всем призналась...
-- В чем? -- В том, что когда ты развлекался с французской Лизой, Нина из-за тебя
каждую ночь в подушку плакала.
Маленький поэт сделал себе третьего ерша, подсыпал туда соли и перца, потом
печально забормотал:
-- Эта Нина действует на меня, как змея на кролика. Как увижу ее, сразу начинаю
дрожать и пороть всякую
чушь. Чувствую себя как последний идиот -- и ничего не могу поделать. Это моя судьба --
карма. А Нина надо мной
только смеется.
-- Но Лиза говорила, что у тебя с Ниной маленький романчик.
-- Не романчик, а сплошная трагедия, -- уныло признался поэт. Он сосредоточенно
посмотрел на дно своей пивной кружки: - Но теперь я все понимаю. Раз Нина говорит, что
она из-за тебя плакала, да еще по ночам, да еще в подушку, значит, она в тебя влюбилась.