 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
-- Я знаю про Жене, - поднял палец Остап. - Это самый знаменитый французский вор.
Он в окошки, как летучая мышь, летает. Заработал пожизненное заключение ~ как
рецидивист.
-- Что-о? -- взвыл политсоветник. -- И это все, что вы знаете про самого знаменитого
французского писателя-экзи-стенциалиста?
-- Кроме того, Жене педераст, -- робко заметил Завалю-хин. -- И пишет только про
педерастов. Очень
занимательно.
-- Но почему же философ Сартр тогда называет его святым Жене?
-- Кукушка хвалит петуха, поскольку хвалит он кукушку, -пожал плечами Корякович. --
Ведь Сартр тоже левый мальчик.
-- Кроме того, Сартр косоглазый, -- сказал Остап. - Как моя падчерица. А уж мою
падчерицу я знаю. У нее в голове перекос -параллакс.
-- Ох, какие это идиоты! - бесился политсоветник. - Да, все это нужно знать -- и
молчать. И все это отрицать. И твердить, что это святые и гении. Ведь Сартр, Бердяев и
Жене -- это наши лучшие идеологические союзники. Ух, болваны! И за что только вам
деньги платят?
Обычно Чумкин ругался и издевался над своими неграми до тех пор, пока не доводили
их до истерики, а иногда и до
слез. Но в это время в отдел скриптов зашел Борис Руднев. Политсоветник накинулся и
на него:
-- А вы что здесь шляетесь? Подслушиваете? Подглядываете? Президент дома чудес
сначала опешил от такой наглости. А Чумкин, ободренный успехом, продолжал хамить и
ругаться. Вел он себя как чумная крыса, которая кидается на всех и вся. Тогда президент
дома чудес вынул из грудного кармана черную самопишущую ручкую, направил ее на по-
литсоветника и нажал кнопку.
Раздался громкий пистолетный выстрел, и лицо Чумкина окутало белое облачко дыма.
Затем... Ох, с каким
наслаждением рассказывали это бедные литературные негры. Политсоветник упал в
кресло. Из глаз его катились слезы. Изо рта текли слюни. И из носа тоже текло. Он
плакал, кашлял, чихал, сморкался и отплевывался. Потом Остап божился, что и из штанов
у него тоже капало.
Президент дома чудес спокойно засунул свою волшебную авторучку в грудной карман.
Уже давно поговаривали, что в порядке дальнейшей либерализации помимо дурдомов
КГБ вводит всякую новую технику. В том числе и всякие приборы со слезоточивым газом
"Черемуха", вплоть до вот таких "автоматических ручек". Правда, при желании в эту
ручку можно заложить и нормальный пистолетный патрон с нормальной пулей.
Потом Остап комментировал:
-- Вот бы мне такую ручку. Против моей тещи. Вечером Остап улегся дома на диван и
заявил:
-- Мне надоело жить.
-- Чего это? -- спросила жена. -- Меня называют жуликом и подхалимом. Я живу, как
нищий, а все говорят, что я меркантильный. Остап, говорят, дешевка, брехун.
-- А ты не бреши, -- посоветовала жена. -- Я вовсе не брешу. У меня просто
повышенная фантазия. Как у каждого настоящего писателя. Когда Льву Толстому все
осточертело, он плюнул и ушел из дома. Может, и мне тоже уйти?
Хотя, кроме жены, чужих детей и нервных кошек, воровать у Остапа было нечего, но
на всех дверях и окнах он понастроил кучу всяких задвижек, защелок и запоров. Не так от
воров, как от собственной трусости. А входную дверь изнутри подпирала толстая палка.
Теперь Остап встал, взял эту палку и зашагал по комнате, размахивая ею, как посохом.
-- Да, пойду куда глаза глядят. Пойду к странникам, к отшельникам. По дождю пойду,
по грязи, по снегу. Буду правду искать. Божьим человеком стану. Счас возьму и уйду.