 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
оригинально неестественный полумрак; сливаясь с декорациями, из-за кресел и штор
выглядывали гномы, эльфы, цвельфы и другие расплывчатые создания, явно напуганные
появлением Элиотта; но вот вышла Эмили, и тут они повылезали изо всех щелей, норовя
привлечь ее рассеянное внимание каждый по-своему. Эмили шла стеклянной походкой,
зажав в правом кулаке свои мысли и отбиваясь свободной рукой от какой-то особо
навязчивой галлюцинации; на ней был измятый прикид, а лица не было. Привет, как дела,
спросил Элиотт, имея в виду понимание, что из человека нельзя вычесть то или иное
свойство, и если он нравится, то следует принять его целиком - что с тобой? Здравствуй,
ответила Эмили, продолжая любить собственно созданные композиции из кусочков
знакомых и незнакомых субъектов, одним из которых был Элиотт - но я уже больше не
буду; что, спросил Элиотт? Понимаешь, Прелесть кончилась, ответила Эмили, глядя в
пол, но мне очень хотелось, и пришлось - Гадость... Две подряд... Но мне уже почти
больше не хочется. Может быть, я некстати, спросил Элиотт? Что ты. Ты очень кстати,
сказала Эмили, удерживая Элиотта за руки. Меня ужасно давно с тобой не было...
Элиотт посмотрел на нее и подумал, что хорошо бы зайти в другой раз, но было поздно.
Кошачье пламя уже вспыхнуло в ее глазах. Ты давно ничего не ел, спросила Эмили,
медленно обволакивая взглядом его лицо, тебе надо поужинать, пойдем на кухню, сказала
она, взяв его за плечо, вот, сейчас; и тут дыхание смешалось с огнем; вся возбужденная
круговерть мыслей и чувств Эмили вплелась в разомкнутые силовые линии Элиотта, и
магнитное прикосновение сквозь два слоя ткани медленно и неотвратимо спаяло обои х...
Эмили забыла про ужин Элиотту и про все остальное; мраморные колонны беззвучно
корчились и рассыпались одна за другой, эльфы с цвельфами таяли в воздухе,
электрическая стрекоза всосалась в люстру вместе с электричеством, а Элиотт оторвал
Эмили от пола вместе с прикидом и отнес в комнату, где имелась мебель для
горизонтального расположения в лице дивана. Одежда на Эмили испугалась и съежилась,
плотно обхватив тело, отчего ее с большим трудом удалось стащить; зато одежда Элиотта
вела себя совершенно наоборот, а диван самопроизвольно покрылся постелью и втянул
спинку в плечи, не желая пятнать свою репутацию в лице обивки. Когда последняя
штанина, все еще цеплявшаяся за ногу Эмили, была отброшена и покатилась с грохотом
по ковру, шелковое тепло накрыло обоих, и мягкая ткань Эмили оплела стальной каркас
Элиотта, чтобы образовать единую нечленораздельную композицию... География зубов,
бровей и блаженно смеженных век бархатно разворачивалась под ресницами и губами
ищущего спасительной влаги, и лишь ладони и пальцы Элиотта путешествовали по
знакомым холмам, долам и равнинам, а руки Эмили сбились с пути, потому что Эмили
забыла думать... Наконец в чаще у источника гость коснулся дверей, за которыми его
давно ждали, и трепет жажды прошел по всей субстанции Эмили; изгиб тетивы, и со
стоном, таким же, как у первого шага пути, природа Той, Что Хранит, приняла начало
Того, Кто Ищет... Самый главный и значительный звук покинул легкие Эмили,
почувствовав свою секунду, и растаял, когда мир расширился и воздух остался в
нерешительности, куда ему течь - потому что Эмили забыла дышать... Наконец природа
восстановила свои свойства, и Элиотт почувствовал ладони Эмили, горячо объяснявшиеся
в любви всем частям его тела; однако пульсация ритма не была еще полностью исчерпана
и, удвоив гравитацию усилием рук, он отправился туда, где вещество Эмили приобретало
что-то от жидкости или газа в резиновой оболочке; впрочем, это было задумано
изначально при ее разработке и сотворении, не так ли?.. Маленький обрыв мысли;
маленький кораблик с атласным парусом застигла буря; в самом открытом море с самыми
черными волнами и белыми гребешками на них, с грозовыми тучами и молниями; все,
все, все рушится, это самый неистовый шквал на свете - потому что буря кончается так
внезапно...
... Элиотт выбрался из сплетения конечностей в поисках полотенца. Эмили лежала с
закрытыми глазами в зашкаленном состоянии; Элиотт стер с себя штормовую пену и
извлек из глубокого ущелья дивана свою сбежавшую набедренную принадлежность.