 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
абсолютно аналогичное таковое у себя в отряде. Поскольку его дети были на год глупее,
Серж провел его с блеском и погрузился в дальнейшие радужные мысли, изыскивая
повод, дабы еще зайти во второй отряд.
Вечером в покер не играли. Все как-то оказались заняты, да и джина почему-то никому
не хотелось; короче, все прошло заурядно. Серж укладывал спать второй отряд.
Утром было открытие смены. Огласили некий план мероприятий (когда будет смотр
строя и песни, а когда-то смотр отрядных уголков) и т. д. и т. п., подняли знамя; потом
собрали вожатых и дали еще кое-какие рекомендации (например, что утром все же не
мешало ходить на планерку, хотя бы по одному вожатому от отряда), и прочее, и прочее;
короче говоря, в этот день почти ничего особенного не было.
... Впрочем, одно интересное событие в этот день все же имело место: дискотека,
посвященная открытию смены. В принципе, это были обычные танцы - но новое слово
"дискотека" уже проникло всюду, даже в пионерлагеря, посему старая терминология
совершенно никуда не годилась, и никто не мог себе представить, как это дискотеку
можно обозвать "танцами"...
4. ... Пионер Витя Ухолкин бродил вокруг клуба. Одновременно с этим он страдал,
поскольку в последнее время это было нормальным его состоянием. Рядом с клубом
была танцплощадка, и на ней проистекала означенная дискотека: пока было всего девять
часов, и тем не менее вполне стемнело (да, тогда еще не было "летнего времени", и в
августе вечера наступали рано; и даже танцы в девять часов в пионерлагере выглядели
вполне нормально).
Звучала музыка, и Юра объявлял чего-то в микрофон; все старательно развлекались.
Витя Ухолкин бродил вокруг клуба и страдал.
Впрочем, страданием это назвать было трудно: это был сложный конгломерат из
совершенно противоречивых мыслей и чувств, да и не согласился бы Витя расстаться с
этим состоянием ни за что в жизни. Ничего подобного раньше он не чувствовал: вот уже
месяц, как Витин мир совершенно перевернулся, и это было удивительно и великолепно.
Причину вы, конечно, уже поняли. Витя Ухолкин влюбился в девочку из своего отряда.
Был он, вообще говоря, относительно развитым и взрослым малым. О девочках знал все,
или почти все, как ему казалось, и этим летом мысленная разработка сего вопроса
достигла своего апогея. Он знал, какой "тип" девочек ему более всего нравится,
критически оценивал со всех сторон знакомых женского пола, со знанием дела беседовал
с друзьями о вопросах "любви и секса", говорил, что пора, дескать, кем-нибудь "заняться",
а то всех хороших девочек расхватают ("вот только лень мне что-то... ") и т. д. и т. п.
В лагерь он поехал со второй смены. Мы с вами, в общем, готовы признать, что Витя
был еще глуп и молод, и все случилось так, как и должно было случиться: совершенно
стереотипно.
На зарядку их строили в определенном порядке: вожатый второй смены был педант, и
даже с утра устраивал построение: сначала девочки, потом мальчики, и все по росту;
далее полученная колонна определенным образом разворачивалась при входе на стадион,
и перед Витей неизбежно оказывалась впереди метрах в трех Стелла Иванова, девочка с
длинными волосами.
Витя Ухолкин оценил ее еще давно (так ему казалось, по крайней мере). Высокая и
стройная, очень красивые волосы. Длинные ноги. Лица Витя оценить полностью пока не
мог, но в своих туманных рассуждениях признавал его очень правильно сформированным
и где-то в общем в его вкусе. Двигалась Стелла на зарядке легко и красиво, хотя и не с
большей охотой, чем остальные... Вообще, сильных крупных девиц Витя не любил,
подобный тип он называл "лошадь". Здесь было нечто совсем другое: Стелла казалась
высокой и "хрупкой" в то же время; Витя интенсивно отыскивал поэтические сравнения
для ее стройной фигуры и красивых длинных волос... В общем, на зарядке он чувствовал
себя несколько приятнее, чем его товарищи.