 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
У меня захватило дух: я понял, что можно сделать. И вместе с тем это означало
перейти невидимый Рубикон, из пленника истории стать ее творцом. Но разве не об этом я
мечтал всю жизнь?
34. Шериф Кеннеди - Нет, - сказал я. - Никаких незаконных вооруженных формирований.
Иначе будете иметь дело с полицией. Даже не думайте.
Я стоял лицом к окну, чтобы не смотреть Белкину в глаза. Стыдно сказать, но я дошел
до того, что в каждом встречном видел тайного агента и все время ожидал каких-то
провокаций. Когда психопаты правят бал, и сам потихоньку становишься с приветом.
- Но почему? Не будьте бюрократом, - в голосе журналиста звучала досада. - Если
плохие парни хорошо организованы, всем хорошим парням тоже надо объединиться, -
помолчав немного, он добавил: - Это не я сказал, а Лев Толстой.
- Неужели? А я решил, что вы боевиков насмотрелись. - Послушайте, люди Хэрриша
наглеют с каждым днем. Против этих "вооруженных формирований" вы ничего не
имеете?
- Они вполне законны.
- Да бросьте! Вы прекрасно знаете, какое давление было оказано на Совет. Это просто
насмешка над демократией.
- Закон есть закон.
В этот момент я, должно быть выглядел тупым самодовольным кретином. Собственно,
многие меня таким и считают. Иногда это даже бывало полезно, но не сейчас.
- Скажу вам только одно. Пока я шериф, я буду защищать закон - даже от вас.
Журналист неожиданно улыбнулся. - А если вы не будете шерифом?
- Тогда и поговорим.
- Заметано! - Белкин заговорщицки подмигнул мне. - Вон! - прорычал я. Терпеть не
могу фамильярностей от малознакомых людей.
Хотя кое-какие мысли он во мне посеял. Я не слишком обольщался на свой счет в
случае победы оппозиции, но полагал, что до конца исполню свой долг. Теперь я видел,
что конец этот может легко перейти в начало. Там, вероятно, соберется кучка романтиков-
идеалистов, не знающих, с какого конца держать излучатель. Человек с моим опытом
будет просто необходим.
Пожалуй, Лев Толстой был прав.
35. Майкл Петрович Вот и настал он - последний день, когда ничего уже нельзя изменить.
Когда изнурительная гонка должна смениться тоскливым ожиданием. Еще вчера ты вновь
и вновь пытался достучаться до чужих умов и сердец, а сегодня у тебя связаны руки.
Осталось выполнить свой - возможно, последний - гражданский долг.
Помнится, в прошлый раз я сомневался, этично ли голосовать за самого себя. Но в
глубине души, должно быть, лукавил. Теперь вопрос уже не стоял. Потому что решалась
не моя личная судьба, а судьба всего этого маленького мирка, что стал нам так дорог.
Под утро мне снились кошмары. когда я вынырнул из их темной круговерти, обратно
возвращаться уже не хотелось. Я поднялся с постели, привел себя в порядок, выпил две
чашки черного кофе для бодрости и отправился на окружной избирательный участок.
Народу на улице было немного: воскресным утром большинство предпочитало
поспать. Редкие прохожие узнавали меня - одни приветливо улыбались и здоровались,
другие хмурились исподлобья и бормотали что-то нелицеприятное. На подходе к участку
меня словила съемочная бригада - молодые, симпатичные ребята, готовившие репортаж о
выборах. Несмотря на их живой интерес, мне показалось, что они не воспринимают
ситуацию всерьез. Для них политика была частью индустрии развлечений. Что ж, иногда
и мне представлялось, что мы все участвуем в бесконечной пьесе абсурда на потеху
неведомым зрителям.
Обстановка вокруг участка была напряженной. Что-то недоброе витало в воздухе.