 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
краснея и пряча глаза. - Ах, Киссур, я не знаю, почему, но я на все готова для вашего
счастья.
- Ах, сударыня, ваше участие бесполезно. Я не люблю дочь Афоши... Я... Это...
- Так кого?
- Ах, что с того! Эта женщина замужем!
- Да, - сказала Архиза, опустив головку и прикрываясь веером, - так уж устроен мир. У
мужчины может быть две жены, а у женщины
не может быть двух мужей...
Голос ее звучал необыкновенно нежно. В гостиной, несмотря на дневной час, был
полумрак, тростники и травы на гобеленах
колыхались, словно живые, и потолок мерцал янтарными сотами.
- Грех, - сказал Киссур, - любить замужнюю женщину! В древности за такое рубили
голову, а признаться в любви - преступление. Что будет, если я признаюсь?
Архиза засмеялась и шутливо обмахнула его веером:
- Думаю, что наказание будет равно преступлению.
Киссур упал перед ней на колени и неловко зажал перевязанную руку. Внутри все так и
запылало. Киссур опомнился. Он вскочил, сткунул зубами, поклонился, и, оборвав
занавеску, выскочил в
раскрытое окно.
Архиза подбежала к окну, глядя ему вслед, потом повернулась: шелковая вышивка так и
осталась под креслом. Женщина подняла ее. "Составить надпись под вышивкой" - это
была обычная просьба на
женских посиделках. Женщина вышивает, мужчина надписывает.
Надпись под белкой-ратуфой была розовая. Архиза шваркнула
вышивкой об пол и начала топтать ее каблуками: "Так я и знала, - кричала она, - негодяй!
Розовенький! Побратимчик! То-то он не
может забыть своего дружка Харраду".
Вечером Архиза, при гостях, смеялась и шутила с молодым господином Мелией. Когда
пришло время прощаться, оказалось, что носильщики Мелии куда-то пропали, и Мелия
остался после всех
гостей - дожидаться нерадивых слуг.
* * *
Расставшись на ближайшей развилке с разбойником Нишем, Бьернссон пошел в городок
Ладун, к местному судье, человеку добродушному и почти честному, одному из немногих
чиновников, которых Бьернссон уважал, а от него, - к начальнику Белоснежного Округа
по имени
Сият-Даш.
Управа Сият-Даша поражала воображение: на вершине холма, попирая пятой безобразные
глиняные карьеры и похожие на соты домики, со
стенами, такими высокими, словно они были привешены к облакам,