 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
действия, кроме тех, которые наносят прямой и непоправимый ущерб жизни и здоровью
другого человека. И люди цивилизованные друг друга не убивают. И если бы вы лично, и
Ханалай, и прочие, последовали примеру цивилизованных людей, то
вы бы жили так же мирно, как и мы, - и вам не нужно было бы
называть нас шакалами и мерзавцами...
В это мгновение первый министр одним прыжком перемахнул через стол, схватил Менни
за широкую ботву галстука, и выдернул его из кресла, как свеклу из грядки.
- Господин министр, - проговорил Менни, не теряя присутствия духа, - если один человек
называет другого человека забиякой, а другой, в качестве опровержения, лупцует его по
морде, - это
никуда не годное опровержение...
- Мать твоя Баршаргова коза, - сказал Киссур, пихнул свеклу обратно в кресло,
повернулся и побежал прочь из проклятого
места. Он хотел было хлопнуть дверью, - но та предусмотрительно убралась в сторону, а
сразу за его спиной стала съезжаться сама. Киссур пробежал по коридору, у которого пол
и стены обросли
каким-то белым пухом с окошечками, и выскочил во двор. Во дворе всюду валялся
крученый бетон и какие-то балки, среди грязи росли редкие и чахлые пучки травы, а чуть
подальше был каменный пруд.
Киссур перескочил через бортик и прыгнул в этот пруд. Землю покрывал, пополам с
грязцой, мокрый снежок, но вода в пруду оказалось не такая холодная, как хотелось бы
Киссуру. На
поверхности воды плавали радужные разводы, и у Киссура сразу страшно защипало в
глазах. Тут он заметил сизые отверстия труб и сообразил, что этой водой чужеземцы
полощут кишки своим машинам, а для себя, скорее всего, построили пруд где-нибудь под
крышей,
чистый и светлый, подобный парному молоку.
Киссур поплавал в пруду некоторое время, а потом вылез на бережок и пошел куда-
нибудь под куст обсохнуть.
Куста он не нашел, а минут через пять вышел к складам на летное поле. У большого
навеса сидели несколько стальных птиц, а под
навесом его дружинники расположились кружком вместе с
чужеземцами.
Люди веселились.
Стол из опрокинутого железного листа был весь уставлен едой. Киссур тут же заметил,
что чужеземцы хранят еду не в котлах и сосудах, а в круглых одноразовых горшочках с
бумажными
картинками. Несколько пустых горшочков уже валялось на земле. Люди ели и шутили
вместе, - бог знает, на каком языке, -
вероятно, на языке еды. Центром общего внимания был Сушеный Финик: он ухал, как
филин, и токовал, как тетерев, а потом вдруг сцепил руки у губ и завыл, мастерски
подражаю шуму садящегося
самолета. Чужеземцы засмеялись, а дружинники повалились от
хохота навзничь.