 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Вздор, - перебил Киссур, - я не о простых чудесах говорю. Но вот, допустим, когда
четверть века назад вольный город Ламасса восстал против государя, господин Арфарра
взорвал построенную им дамбу. Полгорода вымело в реку, а остальные ужаснулись гневу
Золотого Государя и прекратили бунтовать. Уничтожьте Ханалая, - вот это будет
убедительное чудо!
Тот, которого назвали Менни, снисходительно откашляся и сказал:
- Вы, молодой человек, несколько упрощенно мыслите. Ханалай - это не один человек, это
целая организация. На его место встанут другие - Чареника, Ханда...
- Тю, - удивился Киссур, - вы меня неправильно поняли. Одного Ханалая я вам и сам безо
всякого чуда убить смогу. Я и имел в виду выполоть весь лагерь, чтобы там на пять верст
не осталось целого колоса. Вот тогда ближние бунтовщики пропадут, а дальние смутятся.
Менни, казалось, потерял дар речи. Это был человек старый и видом напоминавший
хомяка. У него было самое удивительное
украшение изо всех, когда-либо виденных Киссуром. Он не носил колец ни в ушах, ни в
носу, а зато на глазах носил два дешевых черепаховых кольца со вставленными в них
стеклами.
- Как, - сказал он, - вы, господин Киссур, - предлагаете нам, цивилизованным людям,
устроить массовое убийство? Вы понимаете, что говорите? Это же - женщины, дети, там
десятки тысяч людей,
таких же крестьян, как в вашем войске...
- Не женщины, - возразил Киссур, - а так, постельные женки. А насчет крестьян вы правы.
Значит, такая их судьба, что они пошли в воры и мятежники.
Сбоку нервно хихикнул Ванвейлен.
- Господин министр, - сказал он, - я не скрою от вас, что на наших самолетах
действительно есть очень мощное оружие. Но если бы я, в минуту умопомрачения, отдал
приказание его использовать, то это было бы последним днем существования моей
компании.
Газетчики втоптали бы меня в грязь, демонстранты бы разгромили мои офисы,
конкуренты, пылающие праведным негодованием, призвали бы бойкотировать мою
продукцию, и в доверешение всего я предстал бы перед судом, как военный преступник, а
мой доход пошел бы на
миллионные компенсации родственникам погибших.
Киссур встал и грохнул кулаком по черному столу, отчего ножки стола нехорошо
крякнули.
- Ах вы шакалы, - сказал Киссур. - Готовы продавать нам луки, при условии, что спускать
тетиву будем мы? Лично уничтожить
двадцать тысяч бунтовщиков, - ваша совесть не допускает, а
смотреть, как убивают десять тысяч, и еще десять тысяч, и еще десять тысяч, - это ваша
совесть допускает? Да как такая совесть называется?
- Такая совесть, - усмехнулся Ванвейлен, - называется арбитражный суд ООН.
- Мерзавцы вы, - сказал Киссур.
- Человек, - сказал Менни на своем неприятном вейском, - свободен совершать любые