 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
монах, взял кота на руки и долго глядел на упавшего человека. Глаза его из серых почему-
то стали цвета расплавленного золота.
- Отец Нишен, - произнес наконец настоятель, обращаясь к другому монаху-вейцу, - когда
придет этот чиновник, Шаваш, известите
его, пожалуйста, что в документах больше нет надобности.
* * *
Когда с государя сняли мешок, он обнаружил, что лежит посереди мощеного двора: над
ним, пританцовывая, хохотал Харрада, и
высоко вверху, на галерее второго этажа, в руках его слуг и товарищей пылали факелы, и
свет их, мешаясь со светом луны, плясал на красных лаковых столбах и оскалившихся
драконьими мордами балках.
- Ну, мерзавцы, - пнул Харрада государя, - теперь говорите, кто вы такие и чего залезли в
мой дом.
- Позови стражу! - закричал Варназд.
Харрада расхохотался.
- Зачем? У тебя лопуха нет, у того - поддельный. Кто вас хватится - коза в родном
огороде?
Новый знакомец государя, притороченный к бронзовой решетке, молча и злобно
дергался, пытаясь высвободить руки. Харрада
повернулся к нему и высунул от удовольствия розовый язык.
- Как тебя зовут по-настоящему? - спросил он.
- Это все, - за то, что я оскорбил твоего дружка?
- Не дружка, а подружку, - хихикнул Харрада.
Новый знакомый сплюнул от отвращения. Харрада вздыбился и заорал, чтобы ему подали
плетку. Расак испугался. Он знал, что Харрада уже не раз убивал вот так людей, и боялся,
что, если
убивать людей, это когда-нибудь кончится плохо. Расак подошел к Харраде, пошарил по
нему руками и запрокинул голову:
- Рада, - сказал он, - пойдем. Эти двое подождут.
Глаза Харрады стали млеть; он и Расак ушли, а обоих юношей отволокли в какой-то сарай
и привязали к прокопченным столбам.
В сарае было темно и страшно. Слезы душили государя. Воображению его доселе
рисовалось - он называет себя, все падают на колени.
Государь был умным юношей, и понимал, что Харрада сочтет его
безумным, но на всякий случай тут же прикончит. "Весь мой народ, - подумал государь, -
состоит либо из обиженных, который никто
не защищает, либо из обидчиков, которым никто не препятствует".
- Как ты мог, - с упреком сказал государь новому знакомому, - решиться на грабеж?