 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
неотъемлемым имуществом для борьбы с врагами государства,
подлежит казни.
Так что и Ханалай и Арфарра одинаково нуждались в деньгах, но разрешили свою нужду
по-разному, - Ханалай взял зажиточных людей и стал выжимать их, как губку, а Арфарра
распродал зажиточным
людям все государственные земли, - и они теперь держались за
Арфарру когтями и зубами, опасаясь, что при победе Ханалая земли отберут обратно в
казну.
И вот, по мере того, как чиновники и воры перебегали к Ханалаю, степенные люди из
цехов и лавок сплачивались вокруг Арфарры.
Словно им и дела не было, что позапрошлым летом одно его имя вызвало бунт!
Теперь, наоборот, люди достаточные полагали, что Ханалаева шушера, ворвавшись в
город, учинит резню и грабеж, а потом, чего доброго, разбежится.
Запасов продовольствия в осажденной столице могло хватить года на два-три. Те склады,
что могли достаться Ханалаю, Арфарра
успел сжечь. Рынки, однако, были почти закрыты. Рис отпускали со складов степенным
людям и начальникам цехов, а те продавали
зерно по справедливым ценам.
Господин Нан, несомненно, помер бы со смеху при слове "справедливая цена" - это в
осажденном-то городе!
И тем не менее это было так. Гм... Почти так.
Чиновников, воров и бездельников в городе было мало, а были большею частью
лавочники и ремесленники, издавна организованные в цехи и крепко державшиеся за свое
имущество. И те же самые
механизмы солидарности внутри малой группы, которые год назад толкнули степенного
человека, несмотря на его любовь к покою, на восстание, теперь вынуждали каждого
степенного человека не
пользоваться черным рынком и не торговать на нем, несмотря на его любовь к прибыли и
вкусной жизни.
Люди сами организовывали комитеты, сами наблюдали и сами доносили: и горе было
тому, на кого общественное мнение указало как на спекулянта или контрабандиста.
Из-за всесилия этих комитетов, и бегства чиновников, обязанности последних волей-
неволей взял на себя Городской Совет. Арфарра
часто совещался с его депутатами, - он научился этому искусству еще четверть века назад,
в свободном городе Ламассе, - и
опять-таки те самые механизмы внутренней солидарности цехов и граждан, которые даже
при Нане работали против государства,
теперь работали на Арфарру. И, с одной стороны, горожане
беспрекословно слушали Арфарру, так что это был лишь по
видимости совет, а по сущности - единовластие. А, с другой стороны, взяв в руки власть,
суд и налоги, горожане вряд ли бы так просто отдали все это обратно. И трудно было
сказать, чем
кончится борьба между Ханалаем и столицей, однако ясно было, что если она кончится
победой столицы, то это будет совсем не тот