 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
дороге начальник стражи рассказал Тию, что он видел Киссура в Зале Пятидесяти Полей
и сказал об этом
Нану, и что Нан велел ему устроить в зале засаду. А потом, три часа назад, Нан прислал
спешную записку убрать людей и явиться как можно скорее к Нану. Тот явился во дворец
и прошел в
кабинет. Там лежал сын Шиманы, убитый, и еще двое сектантов, а Нан сидел весь белый,
и повторял, "Мой сын не останется в этом дворце, не оставлю сына Арфарре".
- А куда делся Нан потом? - спросил Арфарра.
- Не знаю.
- И он не пытался увидеться с государем?
- Нет. Он сказал: "Государь обиделся на меня, потому что я не так часто ездил с ним на
охоту. Он нашел министра, который будет ездить на охоту столько, сколько хочется
государю".
Нельзя сказать, чтобы первый министр исчез совсем без следов. Один инспектор по
творогам и сырам встретил в пяти верстах от города трех оборванцев с ребенком, -
оборванцы утекал прочь от горящей столицы, лица двоих показались инспектору странно
знакомыми. Нашли чиновника, вполне верного Нану, который дал ему свою лодку в
Гусьих-Ключах, - а через семь дней в Голубых Горах
- уму непостижимо, как его туда занесло, - один из парчовых
курток видел трех горшечников с мешком и ребенком, по описанию похожих на беглецов,
послал записку в управу и побежал за
горшечниками. Через неделю отыскали в лесу то, что осталось от парчовой куртки, - а
осталось мало, потому что в лесу было много зверья.
А потом их видели на границе Харайна с Чахаром, уже без ребенка, - стало быть, Нан
отдал ребенка одному из незаметных, но верных
своих друзей, такому, что скорее умрет, чем предаст,
какому-нибудь многодетному чиновнику в глухой сельской управе...
Это известие страшно перепугало Арфарру. Проиграв в столице, министр утекал в
Харайн, - в Харайн, где хозяйничали ставленник Нана Ханалай и его правая рука Шаваш,
в Харайн, где стояло
единственное боеспособное войско империи.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, в которой Шаваш узнает об аресте Нана, а наместник
Ханалай беседует с крестьянином, желая узнать мнение народа.
Через пять дней после ареста Нана Шаваш, в Харайне, получил известие о случившемся.
Он кивнул головой, допил утренний чай, написал несколько записок и отправился в
управу. Чиновники у
входа шарахнулись от него. Шаваш, не повышая голоса, велел
принести несколько дел и занялся, как ни в чем не бывало,
бумагами.