 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
тетушек. Бедствовала семья изрядно и даже
непонятно было, как уцелела, - отец Идари, по имени Адуш, был другом Даттама и вместе
с ним был арестован за многознание и
колдовство.
Шаваш запомнил адрес и, запершись, занялся своим платьем. Шаваш, бывший
побирушка, всегда одевался так, чтобы просителю было
понятно: тут придется подносить не "на тесьму и на бязь", а на "шелк и бархат". Видом
своим Шаваш остался доволен. В Небесной
Книге, точно, сидели серьезные юноши из лицеев и старички,
располневшие от грусти... Но девушка в кофточке с легкими
рукавами подошла именно к нему. Потому что серьезные юноши не могли позволить себе
золотого шитья на обшлагах; потому что
серьезные юноши на скалывали бархатный плащ аметистовой
застежкой; потому что у серьезных юношей пальцы были в чернилах, а не в перстнях.
Дождавшись полудня и оставив Нану записку о том, что он ушел в префектуру, Шаваш
отправился к Синим Воротам.
Предместье бурлило и дышало: полуголые красильщики развешивали высоко над улицей
хлопающие полотнища, мимо Шаваша тащили
коромысла с плодами и фруктами, у зеленщика разгружали воз, полный капусты, и
мясник поддувал тушку козы, готовясь содрать с нее шкуру.
Молодой секретарь прошел под белой стеной с резной галлереей раз, другой, третий. Как
они ни старался, он ничего не мог
разглядеть за ставнями, стыдливо, как ресницы, опущенными. Шаваш в досаде повернул
голову.
Улица была наводнена зеваками, мимо несли паланкин в форме розового цветка. Лепестки
цветка раздвинулись, девичья головка глянула на Шаваша. Шаваш прижал руки к груди и
поклонился:
паланкин был казенный, со знаками отличия министра финансов.
Тут вверху стукнула ставня, и кто-то опростал ведро с горячими помоями прямо на
бархатный плащ и ламасские кружева кафтана.
Розовые лепестки паланкина сдвинулись: внутри захихикали. Мясник перестал надувать
козу и захохотал. С резных галерей, из
ставней, увитых голубыми и розовыми ипомеями, высовывались любопытные женские
лица. В беленой стене шестидворки
распахнулась дверь, из нее выскочила пожилая женщина, всплеснула руками и
закудахтала:
- Это племянница все, племянница, - громко и визгливо говорила она то Шавашу, то
зевакам. Затеяла мыть пол. Я ее так всегда и наставляла: смотри, куда выливаешь воду,
смотри!
Тут прибежала другая тетка, помоложе, в суконной синей паневе и кофточке с рукавами,
вышитыми мережкой, увидела изгаженный плащ и так и села, помертвев, на порог. Муж
ее, балбес, за всю жизнь не нажил такого плаща. Ладно бы плаща! А вот второй год
просишь бархату на юбку-колокольчик, уже и Нита сшила себе такую юбку, и Дия, и в
храм показаться стыдно - то приласкаешь мужа, то
прогонишь - а юбки все нет. "Вот - шляются важные сынки - плакала уже в мыслях