 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Вот... лепешки, - покраснела девушка. Вам и стражники носят...
- Стражники считают меня Арфаррой, а вы - сумасшедшим.
Идари побледнела: "Никакой он не сумасшедший" - вдруг мелькнуло в ее голове. То ли
старик понял ее мысли, то ли разум его был
действительно омрачен: глаза его зажглись желтым, нехорошим
светом, он пронзительно захохотал:
- Порчу, порчу! Навели порчу на девушку! Помолюсь, помолюсь судье Бужве за
лепешечки, будет у девушки хороший жених!
Идари в ужасе убежала.
* * *
Киссур бродил по городу до полуночи: запретных для хождения часов теперь, почитай, не
было. Это был совсем уже не тот
Киссур, который робел перед госпожой Архизой.
В полночь он явился к шестидворке у Синих Ворот, перемахнул через стену, взлетел, как
рысь, на старый орех и перебрался оттуда на карниз, увитый голубыми и розовыми
цветами ипомеи. Киссур бережно, не измяв ни одного цветка, прижался к окну,
провертел в масляной бумаге дырочку и заглянул внутрь. Девичья горница была пуста.
Перед восемью черепашками горел светильник, а за светильником на деревянной решетке
сушилась зеленая рубаха с длинными рукавами. Такую рубаху ночами девушка вешает на
решетку, чтобы тот, кто ей понравился, вернулся поскорей. У Киссура задрожали пальцы,
он подумал: " Вот она - настоящая
любовь! Обмениваться незначащими словами, но слышать слова бровей и глаз, понять их
и два года тосковать друг о
друге... Стоило ли мне забираться так далеко? " Где же, однако, сама Идари?
Тут внизу стукнула решетка. Киссур распластался на широком карнизе, за лианами. Из
дома вышла маленькая фигурка. пошла по золотой песчаной дорожке к беседке над
прудом. Белый пояс
трепещет за спиной, как крылья бабочки, шаги так невесомы, что песок не скрипит, а
поет. Идари!
В руках у девушки был кувшинчик. Она набрала в него воды, пошептала и вернулась в
дом. Пока ее не было, Киссур приподнял деревянную раму, скользнул внутрь и стал за
ширмой с вышитой на ней через все створки веткой цветущей сливы.
Идари поднялась в горницу, расставила восемь черепашек, бросила в курильницу
ароматные веточки, перевязанный голубой нитью,
вылила воду из кувшина в миску и зашептала над ней. Киссур
покраснел за ширмой до ушей, потому что никогда не думал, что девушки знают такие
слова, а их, оказывается, полагается шептать в полночь, чтобы увидеть в миске лицо
жениха.
Тут Киссур вылез из-за ширмы и поцеловал девушку в шейку, так что лицо его как раз