 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
наказания
друг друга.
Киссур и Алдон обнялись и сели за стол. Алдон незаметно поцеловал Киссуру полу
куртки. В харчевне они веселились часа два, а потом пошли на рынок.
На рынке кукольник давал представление. Пьеса была старая, о чернокнижнике Баршарге
и справедливом чиновнике Арфарре. Что же до сюжета пьесы, то он был еще старей и
взят из рассказа времен Пятой Династии. Поэтому о мятеже Баршарга в пьесе особенно
много не говорилось, а говорилось о том, как чернокнижник Баршарг
сделал помост, запряженный коршунами, и начал летать на нем в гости к государевой
дочке, выдавая себя за Парчового Бужву.
Дочка понесла, все во дворце были в восхищении. Арфарра,
справедливый чиновник, один усомнился, что бог способен на нечестивые поступки и
установил, что все это проделки колдуна. После этого Арфарра предложил Баршаргу
доказать, что он бог, и долететь на своем чудесном помосте до неба, а не до государевой
дочки. Баршарг запряг коршунов в помост, и коршуны взлетели,
увлекаемые кусками мяса, болтающимися над ними, но, по
прошествии некоторого времени, устали и начали падать.
Пьеса была старая, однако конец кукольник учредил новый. Бог Бужва, увидев Баршарга
на падающем помосте, ужаснулся и сказал: "Нехорошо будет, если этот человек, который
выдает себя за меня, расшибется о землю, - пройдет слух, что я помер, и мне
перестанут приносить жертвы". Бог вдохнул новые силы в коршунов, и они долетели до
неба, и там Баршарга принял Небесный Государь
и вручил ему золотую печать. Тут, однако, наперекор самим богам, вмешивался Арфарра,
крал у Баршарга золотую печать, хитростью
губил его и тряс его головой. Так что, хотя пьеса была старая, Арфарра выходил почему-
то мерзавцем, а мятежник - богом, и даже получалось, будто до неба и в самом деле
можно долететь.
Уважаемые читатели! А что хорошего во временах, когда людям внушают, будто до неба
можно долететь? Ведь как людям внушают, так оно и случается.
После представления Киссур подошел к кукольнику.
- Сдается мне, - сказал он, усмехаясь, - что в провинции ты играешь пьесу с совсем другим
концом.
- Друг мой, - вздохнул кукольник, - как же я могу говорить одно и то же в деревнях и на
столичном рынке, если публика разная?
Это же ведь не я сочиняю - это публика сочиняет, а я смотрю, как они расположены
сочинять, и дергаю за веревочки. Я бы, конечно,
мог играть по-старому, но ведь это уже не будет пьесой, потому
что ее никто не будет смотреть. А если ее никто не будет
смотреть, то мне и платить никто не будет.
- Да, - вздохнул Киссур, - это ты прав, потому что если тебе не платят, то вряд ли ты
хороший поэт.
Киссур и Алдон пошли прочь меж ларьков и палаток: визг, толкотня. Киссур заметил
новую моду: носить на поясе кошель там, где раньше носили печать или меч. Некоторые
молодцы цеголяли с