 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Бьернссон взглянул на него и похолодел. Тот улыбался так же вежливо и
предупредительно, как полтора года назад, в тот день, когда Бьернссон явился в управу.
- И когда же вы стали меня подозревать, господин Шаваш?
- С тех пор, как вы пришли в мой кабинет в столице.
"Бог ты мой! Я ведь тогда хотел, клянусь, хотел все сказать. А теперь? А теперь он мне не
поверит. Если я скажу ему, что мы
здесь не тысячу лет, а четверть века, что все басни о злых
оборотнях - это не про нас... Господи, он мне никогда не
поверит! Он повесит меня вверх ногами и будет бить до тех пор, пока не до-бьется тех
ответов, которые ему покажутся
правильными. "
И Бьернссон потерянным голосом сказал:
- Ох, господин Шаваш! Поверьте, я вам все объясню. Честное слово, к гибели храма мы не
имеем никакого отношения...
Старый монах полез из кресла. Кажется, он хотел вцепиться подлому бесу в горло. Шаваш
вдруг мягко, но протестующе вскинул вверх руки.
- Помилуйте, - сказал чиновник, - что за объяснения между уважающими друг друга
людьми. Я прекрасно понимаю, что желтые монахи никогда ни во что не вмешивались. Я
прекрасно понимаю, что даже если вы, кто бы вы ни были, во что-то вмешивались, то все
равно намерены это отрицать. Я также полагаю, что, каковы бы ни была ваша политика,
вы не хотели бы изменять ее.
Шаваш оглянулся на монаха-шакуника, и тот тяжело сел на место. "Господи! " - понял
Бьернссон, - он не доверяет этому монаху, помимо всего прочего!
- Чего ж вы от меня хотите? - тупо спросил Бьернссон.
- Как чего? Чего все хотят - золота! - брякнул Шаваш.
Бьернссон вытаращил глаза.
- Золота, - нагло сказал чиновник. Уж кто-то, а вы-то философский камень изготовить
можете! Это мне и отец Адуш сказал.
- Поверьте, - поддакнул сбоку отец Адуш, - мы бы никогда не осмелились так пугать вас,
если бы вы сделали Сият-Дашу золото. А вы взамен затеяли эти фокусы со взрывчаткой!
Глаза Бьернссона стали от удивления как две репы. Ай да чиновник! Пусть миру будет
карачун, а мне - скатерть-самобранка! На физика словно дерьмом пахнуло.
- Я бы, - сказал он нахально, - на вашем месте просил бы о счастии для народа.
Шаваш прищурился. Маска старательного чиновника словно слетела с него.
- Я, - ухмыльнулся Шаваш, - всегда обожал сказки. В сказках часто рассказывается о том,
как крестьянин выпросил у духа
неразменный кошелек, и никогда - о том, как крестьянин выпросил у духа счастья для
народа. Это уже совсем другой жанр. Это уже
не сказка, а хроника - восшествие на престол государя Иршахчана.