 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
и, следовательно, существую. Удача!
Я внушала это себе, а мозг отказывался повиноваться, осознать, поверить в
происшедшее. Наконец, я заставила себя встать, я командовала своим новым телом будто
со стороны и ступала осторожно, балансируя и сдерживая дыхание. Попугаи и павлины
смотрели на меня с любопытством. Выдернуть провод из шлема. Открыть дверь. Открыть.
В усыпальнице уже вовсю работали вентиляторы, высасывая из помещения остатки
ядовитого воздуха. Надо уничтожить ДИКа.
И тут я увидела себя. Свое неподвижное грузное тело, вытянувшееся на тахте, в
нарядном серо-голубом платье, которое сегодня утром надел на меня Жак.
Странное, неприятное ощущение в груди, перехватило дыхание, и я почувствовала, что
у меня подкашиваются ноги.
Я увидела себя. То, что было мною 127 лет, постепенно меняясь и старея, со всеми
своими, чужими и синтетическими деталями. Мое тело, такое знакомое и привычное,
будто я смотрелась в зеркало, Но я не смотрелась в зеркало. Я стояла, а оно лежало. Я
жила, в оно, по всей вероятности, было мертво, А если нет?
Подойти. Ближе. Надо снять с нее шлем. С нее? Вместе со шлемом снялся парик. Я
заставила себя взглянуть. Желтовато-серые щеки, закрытые глаза. Челюсть чуть отвисла,
обнажив искусственные зубы, сквозь седой пушок на голове просвечивает кожа.
Коснулась своей руки, холодной, уже начинающей деревенеть. Я констатировала
собственную смерть и подумала, что прежде это никому не доводилось. Забавно.
Но с моим новым телом тоже было не все в порядке - оно дрожало, будто от холода, оно
жило какой-то отдельной от меня жизнью. Эта странная девушка Николь была,
несомненно, чем-то больна, и теперь ее болезнь досталась мне по наследству.
Снова натянуть парик на череп. Стащить труп с софы на пол. Несчастный случай.
Мадам Кейн почувствовала себя плохо, упала. Сознание отключилось, и не сработала
гипотермия. Как было с Бернардом. Никто не додумается производить экспертизу. 127
лет.
Шаги Жака. Что делать? Я не успела ничего придумать - Жак бросился на помощь
хозяйке, той, что на полу. Он умеет говорить! Одноразрядный лучемет, который я
припасла, чтобы сжечь ДИКа. Пришлось использовать его не по назначению. В спине
Жака что-то задымилось, зашипело, и старый робот, взмахнув механическими реками,
тяжело рухнул на пол.
В каком-то странном оцепенении я смотрела на лежащего Жака, на его клешнеобразные
руки, которые так ловко умели одевать, причесывать, делать массаж. Я будто чувствовала
их прикосновение, слышала его сухой, надтреснутый голос:
- Как вы себя чувствуете, мадам? Теперь его наверняка отправят в переплавку. Да что
это со мной? Уйти отсюда. Быстрей! Я запихнула провода назад, в кадку (никому не
придет б голову здесь что-либо искать), и, убедившись, что все в порядке, выскользнула за
дверь. Прячась за деревьями парка, удачно добралась до забора, вспомнила, что теперь
мне девятнадцать лет и что у всякого возраста есть свои преимущества. Перемахнула
через забор и очутилась на улице.
* * *
От этого ребячьего трюка неожиданно полегчало. Я шла прочь все быстрее и с каждым
шагом чувствовала себя лучше, уверенней. Наконец-то новое тело угомонилось,
подчинилось мне и даже начало нравиться. Оно казалось легким, почти невесомым. Я
наслаждалась самим процессом ходьбы, свободным от моих прежних старческих
недомоганий. Я вспомнила, что могу побежать, и побежала, и оно охотно перестроилось
на ритм бега - сердце забилось чаще, прилила к щекам кровь, каждая мышца, клетка
превратились будто в туго натянутые паруса, которые гнал попутный ветер. Только
вперед. Такое, кажется, я пережила лишь однажды. В детстве. Тогда еще жили семьями.
- Догоняй! - кричали мне братья и бежали наперегонки через луг к реке, а я плелась
сзади.