 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
нечеловеческого счастья. Никогда больше не покинет он Пао - ни живым, ни мертвым. И
даже если его здесь утопят, он предпочтет это жизни на Брейкнессе.
Лингвисты потянулись с поля в простенький старый аэровокзал. Никто не встречал их,
что удивило, впрочем, лишь Берана, привыкшего к автоматической расторопности
служащих на Брейкнессе. Оглядывая своих спутников, он вдруг подумал: "Я изменился.
Палафокс сделал со мной самое худшее, что только мог. Я люблю Пао, но я больше не
паонит. Дыхание Брейкнесса отравило меня, я никогда уже не смогу стать полностью и
безраздельно частью этого мира - или любого другого. Я лишен родины, я - космополит,
мой язык - Пастич".
Беран отделился от товарищей, подошел к главному входу и взглянул на затененную
деревьями дорогу, ведущую к Эйльянре. Он мог сделать шаг - и никто бы не заметил
этого...
Но куда он пойдет? Если он появится во дворце, ему окажут самый короткий прием в
истории Пао. Также Беран не чувствовал желания становиться фермером, рыбаком или
грузчиком. Задумчиво он присоединился к толпе лингвистов.
Прибыла официальная комиссия, один из сановников произнес торжественную речь -
лингвисты церемонно поблагодарили. Затем они были препровождены в машину, которая
отвезла их в одну из бесчисленных гостиниц Эйльянре. Беран, внимательно изучая жизнь
улиц, был озадачен: он видел лишь обычную для Пао непринужденность. Конечно, это
был Эйльянре, а не новые области Шрайманда и Видаманда; и все же должен быть хоть
какой-то отпечаток жестокой тирании Бустамонте! Но... лица всех идущих по проспекту
были безмятежны.
Машина въехала в Кантатрино, огромный парк с тремя искусственными горами и
озером - мемориальный парк, сооруженный древним Панархом в память о его почившей
дочери, легендарной Кэн. Машина миновала поросшую мхом арку, неподалеку от которой
директор парка соорудил портрет Бустамонте из цветов. Кто-то уже успел выразить свое
отношение к Панарху при помощи пригоршни какой-то черной дряни. Маленький, чуть
заметный след - но говорил он о многом, если учесть, сколь редко паониты вообще имеют
политические пристрастия и антипатии.
Эрколе Парайо получил назначение в Школу Прогрессоров в Клеоптере, на побережье
Желамбре, что на севере Видаманда. Эта территория по решению Бустамонте должна
была стать промышленным центром Пао. Школа находилась в древнем скальном
монастыре, построенном первыми поселенцами, никто уже не помнил, зачем.
В огромных холодных залах, полных солнечного света, что сочился сквозь зеленую
листву, ученики школы проводили время в атмосфере, где царил текникант, и овладевали
(в соответствии с особой доктриной причинной связи) использованием энергетических
устройств, математикой, инженерным делом и различными производствами. Занятия
проходили в хорошо оборудованных классах и лабораториях, но студенты тем временем
жили во второпях выстроенных общежитиях из холста и жердей, по одному в двух
противоположных концах монастыря. Мальчики и девочки носили одинаковые темно-
красные комбинезоны и клеенчатые шапочки, учились и работали с энергией взрослых.
После положенных часов занятий ничто не сдерживало их активности на территории
школы.
Студентов кормили, одевали, обеспечивали жильем и мебелью только в пределах
первой необходимости. Если они хотели чего-то большего - приспособлений для игр,
специальных инструментов, персональных комнат, - то могли заработать, производя
предметы для продажи, и потому почти все свободное время студенты занимались
производством. Они делали игрушки, посуду, простейшие электрические устройства,
выплавляли слитки алюминия из сырья, которое брали на ближайшем руднике. Даже
выпускали периодические издания, отпечатанные на текниканте.
Группа студентов восьмого года обучения занималась более сложным производством:
работала на заводе по экстрагированию минералов из океанской воды и использовала все