 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
одного - надежды. Я знал, что минуту назад она умерла и уже не возродится. Нет, я буду
еще что-то делать, я буду бороться и никогда, до самого конца, не признаю себя
побежденным, но все же, где-то в глубине души, я буду знать, что уже проиграл, именно
сейчас, в это мгновение, здесь, на пустыре шпионского сна. Проиграл.
А потом до меня дошел едва заметный импульс и я облегченно и вместе с тем обречено
вздохнул. Облегченно, потому, что я ошибся и выход все-таки был, обречено, потому что
он был скрыт в толщах сна. Не просто замаскирован, а именно скрыт.
Это означало, что змора играла действительно нечестно, и зомби прав. Игра
кончилась, еще не начавшись. А если она посмела скрыть вход, то значит, даже если я его
найду, и смогу открыть, она своих обязательств не выполнит.
Ну и пусть. Главное было то, что выход существовал. Он был здесь и теперь я знал,
что до него доберусь.
Вот именно.
Какой ценой? Я попробовал прикинуть, и тут меня охватил самый настоящий, липкий
и противный, до дрожи в коленях, ужас.
Потому, что змора, конечно, не могла уничтожить выход. Он ей мог понадобиться еще
не раз. А создать новый стоило бы слишком многих усилий. Даже у змор бывает предел.
Может быть, новый выход создать она не могла совсем. Поэтому старый она не
уничтожила, а скрыла в толщах сна и мне, для того, чтобы до него добраться, теперь
нужно было нырнуть в сон, попасть в его структуру.
Без птицы-лоцмана. Я вспомнил как Гунлауг-учитель говорил, что тот, кто
попытается нырнуть в структуру сна без птицы-лоцмана, может вернуться обратно
круглым идиотом или параноиком. Шансы выйти из этой переделки умственно
нормальным не больше пятидесяти процентов.
Вот так.
Я глубоко, словно перед прыжком в воду, вздохнул. Курить хотелось неимоверно. Вот
только сейчас было не до этого. Сейчас нужно было решить... Что?.. Я еще медлил, хотя
где-то в глубине души уже знал, что рискну.
Так зачем тянуть кота за хвост? Я снова сосредоточился на стенке. Теперь я
чувствовал не только ее мягкость, я ощущал всем телом каждую ее малейшую
шероховатость. Потому что она и была моим телом, потому, что ее поверхность была
моей кожей, а мои внутренности были ее сердцевиной.
Где-то внутри меня ударил колокол. Он что-то во мне изменил. Его низкий, утробный
звон прокатился по всему моему телу. Хотя глаза у меня были и закрыты, я увидел, как
стенка сна выросла, превратилась в настоящую, поднимающуюся до самых небес стену.
Вот она рванулась вверх, унося меня с собой, поскольку моя рука была с ней единым
целым, вверх, вверх... а может, наоборот, это я уменьшался, истаивал, как реденький,
утренний туман?
Впрочем, это все не имело значение. Остались только я и стена, вернее всего, остался
только я - сон, бывший когда-то инспектором снов по имени Сверир.
Несмотря на это, я был еще на поверхности, я был в первом слое, а каждый
нормальный сон состоит из великого множества таких слоев. Мне же нужно было пройти
их все и найти тот, в котором выход в мир снов.
Отступать было поздно и я, так и не осознав, как это делаю, да меня это сейчас вовсе и
не интересовало, двинулся в глубину сна, в глубину себя, проходя слой за слоем, через
некоторые легко, даже не замечая, как я это делаю, через некоторые, наоборот, с
величайшим трудом. Но это тоже, сейчас не имело никакого значения.
Я с трудом вспоминал о том, как был ничтожен и радовался тому, что смог стать
частью сна. Потом я наткнулся на слой, через который не мог пройти. Это меня
задержало, но все же, в конце концов, я его преодолел, прошел.
К этому времени я уже считал, что таким, как сейчас, был всегда и мне хотелось лишь
покоя. Для этого нужно было остановиться, но я не мог. Меня гнало вперед нечто,