 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
похороны с цветами и музыкой... Смотрите, чтобы и с вами так не получилось...
-- Посмотрим, - сказал председатель дома чудес.
Он взял черную ручку и нажал кнопку. Раздался выстрел, как из пистолета. И
специалист по дефективным детям исчез в облаке белого дыма.
Затем чудики из дома чудес лицезрели новое чудо. Колченогий Артамон вылетел из
комнаты Мушера с таким шумом и дымом, как межпланетная ракета. До этого от Артамо-
на только другие люди плакали. Теперь же он сам плакал. Но как?! Слезы из него текли,
капали, струились -- из глаз, из носа, изо рта, изо всех складок его морщинистой
физиономии, и, как потом уверял Жоржик Бутырский, даже из ушей.
Пошатываясь и держась за стенку, Артамон бежал по коридору так, словно его окунали
головой в горчицу, а потом намазали под хвостом скипидаром. Он кашлял, чихал,
сморкался, отплевывался, икал, чесался, ругался. И плакал, плакал. плакал. Плакал
такими горючими слезами, каких в доме чудес еще никто никогда не видывал.
Цыганский барон Люся Шелапутин стоял и качал головой: -- Ох, психологическая
война принимает новые формы.
Затем события в доме чудес стали развиваться с кибернетической быстротой. А
виновата во всем этом была Фуфу. Она раззвонила всю эту историю в Недоделкино, а
недоделки из Недоделкино разнесли это по всей Москве.
Если когда-то синица не могла поджечь океан, то теперь Фуфу, как зажигалка,
подожгла общественное болото. И сплетни заходили, как ночные огоньки на болоте.
Нашлись умники, которые пустили шептуна, что весь иностранный отдел агитпропа --
этр, мол, не что иное, как модернизированная постановка "Бесов" Достоевского.
Поскольку, мол, дом чудес и радио "Свобода"- это инструменты психологической войны,
то есть идеологической диверсии, подрыва и разложения, то для этого там и подобрали
людей с соответствующей психикой -- тех самых психов, которых Достоевский окрестил
бесами.
За эту идею ухватились всякие полуинтеллигенты и давай фантазировать. Ага, говорят,
запрягли, значит, этих бесов в машину пропаганды. Раньше, значит, нечистая сила летала
верхом на помеле, а теперь ее запускают в эфир по радио.
И поднялась вокруг агитпропа настоящая свистопляска. От всего этого бедный Сося
Гильруд так разнервничался, что забаррикадировался на своей конспиративной квартире и
сносился с домом чудес только по телефону, а когда выходил на улицу, то надевал черные
очки. Потом он заявил, что болен от переутомления, и слег в госпиталь.
Затем в агитпропе началась эпидемия каких-то загадочных болезней. Начальник
агитпропа вдруг стал жаловаться на печеночные камни. А за его спиной шептали:
-- Это у него Сося в печенках застрял... А бедный Сося долежался в постели до того,
что у него получились пролежни. Теперь он уже действительно не мог встать с постели,
лежал задом вверх и стонал, что его отравили какими-то специальными ядами.
У начальника радио "Свобода", добрейшего Адама Абрамовича, вдруг появилась
мания преследования. Он стал беспрерывно менять квартиры, скрывая свой адрес и
телефон даже от ближайших сотрудников. Потом у него так разыгрался геморрой, что его
нужно было оперировать. А Адам брыкался и кричал:
-- Я знаю, меня хотят зарезать на операционном столе! Колченогий Артамон подал
заявку, чтобы у него в кабинете приделали железную дверь и специальную электрическую
сигнализацию для защиты от покушений. От всяких треволнений у него обострилась язва
желудка, и он лечил ее водкой. Потом он в пьяном виде свалился с лестницы, разбил себе
физиономию и уверял, что на него напали и хотели убить.
Видя, что все кругом болеют, косоглазый Филимон божился, что это новый заговор
врачей-отравителей. А у Оста-па Оглоедова от страха началась медвежья болезнь, и он
тоже жаловался, что его отравили.
А тут еще пошли слухи, что скоро будут какие-то серьезные пертурбации и что радио
"Свобода" тоже ликвидируют. Радиокомментатор Остап Оглоедов держался за живот и