 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
-- Что же тут такого особенного, -- мягко улыбнулась богиня. -- Это теперь очень
модно -- искусственное осеменение животных.
-- Так ты что, хочешь стать зоотехником? Нина только приоткрыла ротик, чтобы
ответить, как дверь распахнулась, - и на пороге появился Акакий Петрович. Все это время
он подслушивал под дверью и теперь решил, что этот разговор пора прервать.
-- Нина, тебя мама зовет, -- сказал он. Выпроводив дочь, Акакий Петрович посмотрел
на своего будущего зятя меланхолическими глазами и, как печальный Пьерро,
просительно потянул его за рукав:
-- Борис Алексаныч, и моя жена, и я сам, не говоря уже о Нине, все мы вас-очень
любим. Но... не забирайте от нас Нину... -- Акакий Петрович, но ведь она уже не ребенок.
-- Да, но для нас она еще ребенок... Единственный ребенок... Единственное содержание
жизни. У вас еще вся жизнь впереди, а нам, старикам, немного осталось.. Подождите еще
годик... Только один маленький годик...
Под носом у Акакия Петровича поблескивало что-то вроде слез.
-- Мне трудно вам что-нибудь обещать, -- сказал Борис. -- Потом, поверьте мне, вы
еще не знаете Нину... Она не такая, как другие... Вам будет с ней очень и очень
трудно...
Борис молчал, а Акакий Петрович, чуть не плача, уговаривал:
-- Я боюсь, что Нина будет с вами очень несчастна... И вы будете с ней только
несчастны... Как бы вам это сказать... Она совсем не то, что вы видите... Она человек
совсем другого типа... Она... как бы вам это сказать...
В этот момент дверь опять с треском распахнулась -- и в комнату влетела Нина:
-- Довольно вам тут сплетничать. Пошли ужинать! За ужином папа съел двойную
порцию своих пилюль против меланхолии. Мама с папой не разговаривала и глотала
аспирин. За столом царило неловкое молчание, словно в воздухе висела какая-то тайна. И
весь ужин немножко смахивал на тайную вечерю.
Узнав, что Борис женится на Нине, комиссар дома чудес долго тряс ему руку:
-- Ну, поздравляю! И красавица, и умница, и из хорошей семьи. -- В глазах парт-
Мефистофеля светилась честная радость. -Тебе очень и очень повезло. Желаю тебе с
Ниной счастья!
За день до отлета Борис заехал в дом под золотым петушком. Он хотел посоветоваться
с Максимом, но тот был в отъезде. За окном свистел ветер и стучал ветками деревьев в
витражи с темными ликами святых. На полках молчаливо поблескивали книги, где
красивый папа собирал свою мудрость и где хранились ключи счастья и несчастья, ума и
безумия, жизни и смерти. Те ключи, которые называют Богом и дьяволом.
Борис вспомнил свою первую встречу с Максимом, когда он собирался писать книгу о
гомо совьетикус и когда они спорили о книге философа Дени де Ружмона "Роль дьявола".
Он взял с полки этот новейший справочник по сатано-ведению и невольно опять
почувствовал себя как Фома Неверный.
"Дьявол опасен не тогда, когда он показывается и пугает нас, а только тогда, когда мы
не способны увидеть его, -фантазировал философ. -- Дьявол не умеет любить и не любит
тех, кто любит... Там, где любовь фальцифицируется, вы узнаете его по его плодам".
Фома Неверный перелистнул несколько страниц. "Здесь встречаются все экстремы --
ненависть и нежность, радость и печаль, мудрость и безумие, жизнь и смерть... Крайняя
неустойчивость положений и суждений... Ад страсти, которая не имеет другой цели,
кроме несчастья... Дьявол -- это никто и ничто, которое рождает лишь ничто".
"Ох, эти мне философы, -- подумал Фома Неверный. -Вместо того чтобы сказать
просто и ясно, накрутят такого, по ту сторону добра и зла, что и сам черт не разберется".
И он опять полез по книгам, где спорили папа Иннокентий Восьмой и папа Фрейд.
Кот Васька прыгнул на стол и улегся погреться под лампой. Виляя хвостом, пришла
немецкая овчарка и сочувственно лизнула ему руку. Около полуночи Фома Неверный
захлопнул книги и погладил собаку по голове: