 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
таково наше черно-белое государство; Вершина напоминала второй этаж дачного домика
с окном и письменным столом перед ним, заваленным самыми случайными предметами.
Здесь давно не было никого, и я понял, что все наши правители давно погрязли в нижних
коридорах и этажах, не в силах больше пробиться сюда. Люк вниз находился сзади, это
был единственный вход на Вершину (по поверхности, по земле сюда никто не мог
добраться, кроме таких, как я и Зайчик) - чуть ниже он разветвлялся и продолжал
ветвиться до бесконечности, образуя ту гибельную сеть, в которой барахтаются все, и
совсем недавно барахтался я (память услужливо высунула, как язык, эпизод: я стою возле
дверцы служебного входа и объясняю: вы понимаете, что мне идти уже нет никакого
смысла, меня сразу же повяжут, они меня уже запомнили и разыскивают; меня тоже
видели, возражает Пэтроф, но ты был в тени, объясняю я; тебя помнят плохо и поэтому
даже скорее примут за своего, уловив что-то смутно припоминаемое в твоем лице; ты же
не перелезал через купол, как я, обходя тот опасный коридор, объяснив ошалелым
господам потом, что я это делаю наспор... Шимански сказал: ну да, но я же не ходил ни
разу, так что за себя не отвечаю... И больше я их не видел с тех пор, хотя и ныне могу
отчетливо представить, как Пэтроф в осторожных круглых очках крадется, избегая
вахтеров и праздных стукачей, а сзади Шимански, скаля зубы, карабкается по
лестницам...)
... Зайчик весело заглядывал мне в глаза. Ему тоже очень нравилось на вершине,
наверное, из-за спокойствия обстановки, хотя он воспринимал и чувствовал все иначе, чем
я.
- Сиди здесь, - сказал я, - и если что, дай знать; - он радостно закивал в ответ и
устроился на полу.
... После первого разветвления я повторил команду, но никто не откликался: здесь еще не
было людей, они не добирались досюда. Я дошел до следующего разветвления и,
проверив его, вернулся: всю сеть следовало прочесывать очень осторожно, потому что
если хоть кто-нибудь окажется ближе меня к Вершине, он сможет командовать мной...
Вот если бы все разветвления до самого верхнего были заполнены, я один с Вершины мог
бы командовать всей страной. Но кто в этом случае мог бы поручиться, что тогда, когда я
вступил на Вершину сегодня, я бы никого на ней не застал?
... Красные ковровые дорожки с одинаковыми желтыми светильниками раздражали, я
был давно уже сыт по горло этими интерьерами; я возвращался к первой развилке - и тут я
услышал:
- Прелестная встреча! У нас обоих есть по двадцать секунд, чтобы... ... В конце
коридора стоял Командир, едко улыбаясь; он не успел договорить, потому что я
выстрелил в него - и сразу же понял, что это не Командир, а только его фантом,
голография, сам он может быть в соседнем помещении или уже на Вершине; я рванулся
вперед, мне потребовалось меньше двадцати секунд, чтобы вернуться; мои глаза
вынырнули, скользнули по дощатому полу, зафиксировали во весь рост стол, окно и
деревянную бескрайность за ним - и я увидел, что Вершин уже две, и в одной из них
Зайчик радостно прыгает мне навстречу, а Командир повинуется, опоздавший, а в другой
тот же Зайчик лежит, уткнувшись носом в красную лужицу, а рука Командира
бесконечно медленно разряжает в меня одну за другой шесть пуль, и я сливаюсь,
конвульсивно дернувшись лапами и ушами, с этим маленьким белым в неудобной позе
застывшим на полу тельцем...
Б Е С С О Н Н И Ц А *
"Я побочный продукт моей матери, наравне с ее менструацией - не
имею поэтому возможности что-либо уважать... и в обществе я буду
не член, а стынущая конечность" А. Платонов
*
Дождь выпал вниз весь без остатка, и ветер тащил за окнами серую ватно-рваную