 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Ну, спасибо! Чего бы тогда всем вместе ноги не сделать? - Извини, браток, -
похлопал меня по плечу Борода. - Я здесь останусь. Мне лагерь - как дом родной... А
побег я вам сделаю - как огурчик! Завтра вечером, понял? И дай Бог, чтоб про Муравья
никто, кроме нас, не допер...
Он оставил меня в самых растрепанных чувствах. С одной стороны, побег для зэка -
дело самое натуральное, вполне в духе блатной романтики. Так можно и авторитет
заработать. С другой стороны, я слабо представлял себе вольную жизнь в бегах. Я никогда
не жил так. В лагере хоть кормят... Внезапно вся моя жизнь, весь наш мир показались мне
одним большим лагерем. И неважно, как фамилия Первого и каковы повадки Второго. Все
мы за пайку хлеба продали душу дьяволу, имя которому - государство.
Но судьба вновь дает мне шанс: спасти жизнь человеческую - и разорвать подписанный
кровью договор. Когда-то я такой шанс упустил. Что будет теперь?
Ночью меня мучили кошмары. Всколыхнулись воспоминания из прошлой жизни. И не
был я больше зэком номер такой-то по кличке Рабинович, а был я Сергеем Аркадьевичем
Рябининым, доктором медицинских наук, старшим научным сотрудником лаборатории
"Ф".
То, что изучать фурблов опасно, я знал с самого начала. И убеждал себя, что готов на
подвиг ради советской науки. Но лишь впоследствии понял, что опасно по-настоящему, -
знание, идущее в разрез со стереотипами. Знание, разрушающее легенды о злобных
монстрах из передовицы "Правды". Нет, слишком много в них было человеческого, в
искалеченных душах и нечеловеческих телах...
На первый взгляд Алиса была классической русалкой. Правда, хвост у нее был не
рыбий, а дельфиний, да и волос, которые можно было бы расчесывать, сидя на
прибрежных скалях, не имелось в наличии. Но разве это главное?
О ее человеческой ипостаси я знал очень мало - из сухих строк досье, присланного
Конторой. Алиса Камышова, дочь врага народа Камышова (узбекский шпион и
диверсант), сама враг народа, входила в антисоветский молодежный кружок (читали
Солженицына и Кабакова, пели Высоцкого и Цоя), во время следствия заболела фурблом,
передана Институту для экспериментальных исследований.
Мне никогда не забыть этот кошмар - мерное гудение мотора, опускающего клетку в
бассейн, и нечеловеческий визг, доносящийся изнутри. Она билась о прутья, глодала их
зубами, а сама уже начала извергать потоки клейковины - не менее прочной в воде, чем
на воздухе. Эти минуты мне показались вечностью.
Конечно, она должна была ненавидеть нас. Мы заслужили это. Но по дьявольской
прихоти Природы ненависть обернулась любовью - и прежде всего ко мне, главному ее
мучителю. Возможно, прав был покойный академик Раппопорт (враг народа, вредитель и
жидомасон) - фурблы приспосабливаются к окружающей среде. А чтобы выжить в нашей
советской действительности, надо стать либо совершенным чудовищем, либо
совершенной жертвой. Алиса склонялась ко второму варианту.
Я ставил над ней эксперименты, о которых вам лучше не знать. "Потерпи, - говорил я. -
Будет совсем не больно. " Она улыбалась в ответ. А было больно. И очень больно.
Нечеловечески больно. Иногда мне хотелось, чтобы она умерла и этот кошмар
прекратился. Но она жила. И я писал в отчетах о невероятных способностях фурблов к
регенерации.
В свободное время мы часто переглядывались через стекло, и время от времени я, не в
силах побороть искушение, входил в ее маленький мирок, залезал в бассейн, и мы с
упоением занимались тем, что многие называют любовью.
Я тешил себя пошлой мыслью, что невероятное наслаждение, испытываемое Алисой
при наших свиданиях (благодаря особенностям ее физиологии), хоть как-то искупает мою
вину.