 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Политическая часть учения Лахута гласила, что Киссур и Арфарра подменили государя и
превратили его в лисицу, и имеют способ
превратить всех в лисиц. Из этого вытекала необходимость
восстать против Киссура и Арфарры, хотя логичней было б против таких колдунов,
которые умеют превращать людей в лисиц, не
восставать.
Сказать по правде, никого так не боялся Ханалай, как этого безумного проповедника.
Через три часа пошли знакомые места: ворота в государев парк были распахнуты настежь.
Варназд глядел сквозь слезы: вот
мелькнула резная беседка над гротом, похожим на тот, где он два года назад встретил
Киссура, вот миновали дуб, под которым он
так любил сидеть с Наном. "А вдруг меня не убъют" - подумал
Варназд, и сердце его забилось надеждой.
В этот миг тележка повернула, - перед Варназдом вспыхнула золотая черепица малого
дворца, и площадь, запруженная
мятежниками. На стене дворца висел труп чиновника, который выдал себя за государя,
чтобы тот сумел бежать. Чиновника раздели и
воткнули ему сзади лисий хвост, чтобы было видно, что это
оборотень, а не настоящий государь. Но это было видно и так, потому что Варназд был
белокур и чист лицом, а подменный
чиновник рябоват и рыж.
Варназд понял, что надеялся напрасно.
Государя ввели в малую залу Ста Полей, - такую же, как та, в которой он всего три дня
назад подписал проклятия Киссуру.
Тысячи бликов плясали в разноцветых квадратах, росписи на стенах блистали, как окна в
иные миры. Трон в середине зала был пуст:
высоко над ним, на железных цепях висел лучезарный венец
потомков Иршахчана, - ах, как государь боялся в детстве, что этот страшный венец
сорвется с цепи и раздавит его!
Вокруг теснили самые мерзкие рожи, - у хрустального дерева, поставив одну ногу на
ступеньку трона, стоял Ханалай с
обнаженным мечом, а рядом с ним стоял маленький полуголый человек, с грудью,
поросшей седым пушком и медным когтем вместо руки. "Это мне померещилось" -
подумал Варназд, "потому что
медные когти вместо руки бывают только у щекотунчиков".
Варназд хотел сказать что-то полагающееся в подобных случаях, что нибудь вроде
"Убейте меня, но не обижайте мой народ", но
сообразил, что в этом шуме его вряд ли кто услышит, а будущий историк на досуге
придумает получше.
Варназда подвели к трону. Вдруг стало ужасно тихо.
Меднокрюкий зацепил государя, как коршун цыпленка, и громко сказал: