 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
После этого краткого обмена мнениями делегацию выпроводили вон, а государственный
совет удалился на совещание.
Господин Лай наклонился к уху господина Чареники.
- Проклятый старик, - сказал Лай, - он предсказал сначала бунт, а потом - конституцию.
Он хоть скажет, что делать дальше.
- Он, - холодно сказал Чареника, - предложит нам согласиться на всенародные выборы и
на суд присяжных.
- Но тогда суд обвинит его... и тут же Лай прикусил язык, сообразив, что, как ни странно,
именно Арфарре, да и Киссуру, конституционный суд не может предъявить ни одного
обвинения.
Более того, если речь зайдет о пересмотре несправедливых
приговоров, приговор Арфарры будет отменен первым. Что и Чаренике, и Андарзу, и
Лаю, и Хардашу, и даже самому Шимане Двенадцатому есть за что давать ответ: а
отшельника Арфарру упрекнуть не в чем! И, конечно, нет никакого сомнения в том, что
при всенародных выборах тысячи крестьян ойкумены проголосуют за
своего бога, яшмового аравана Арфарру.
Чареника увлек Лая в сторонку и что-то зашептал на ухо.
Киссур поддержал Арфарру, которому было тяжело подниматься по ступенькам.
- Советник, - сказал Киссур, - позвольте мне повесить Чаренику! Он предал государя!
Андарз посылал к нему какого-то Рысьего
Глаза, а Чареника ничего об этом не сказал!
- Предоставь это дело мне, - промолвил Арфарра.
Члены Совета взошли в Голубую Залу. Арфарра сел в кресло о шести ножках, с рысьими
головками по краям. Полуприкрыв глаза, он
думал о том, что про Киссура говорят, будто варвар навел порчу на государя. Что народ
истолкует припадок астмы как
подтверждение этому, и что государь это знал, а все-таки с ним случился припадок.
- Что вы думаете по поводу конституции? - спросил его Чареника.
Арфарра улыбнулся и пробормотал, что сначала хотел бы узнать мнение других.
- Омерзительная бумага, - сказал некто господин Харшад, один из ближайших друзей
Чареники и председатель Верхнего суда.
- Ба, - вскричал Киссур, - но вас не было в зале с делегатами, когда вы успели ее
прочесть?
- Великий Вей, - сказал с достоинством господин Харшад, - зачем я должен ее читать,
когда один из авторов ее - этот циник и
негодяй Андарз? Разве простит он нам, что мы остались верны государю?
- Ах да, - сказал Киссур, - вы же сами подписали такую бумагу три дня назад, когда
хотели зарезать меня в государевой спальне.