 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Он проснется через 15 минут, - объявил Гур, - кто следующий?
На арену выскочил маленький вертлявый человечек со смуглым лицом и темными
курчавыми волосами,
- Я вас знаю, - сказал Гур. - Вы художник, Я был на вашей выставке. Человек покачал
головой.
- Это было давно. Теперь я жокей. - Почему? Вы же писали отличные картины.
Человечек снова покачал головой. Он напоминал механическую игрушку.
- Плохие картины. Они не нравились комиссии. Мне дали испытательный срок. Я стал
работать над декоративным панно для нового гимнастического зала. Писал целыми
днями. Мне казалось, это то, что надо. Но я заблуждался. Комиссия забраковала панно, а
меня переквалифицировали в жокеи.
- А где ваши картины теперь?
- Понятия не имею. Видимо, уничтожены. - И вы довольны новой жизнью?
- Конечно. Я был плохим художником, а теперь - жокей экстра-класса. Вчера на скачках
завоевал три приза. И доходы.
- Тогда отпразднуем ваши успехи. Отличное шампанское, Гур налил два бокала.
Чокнулись, выпили. И вновь эта застывшая удивленная гримаса на лице испытуемого. И
громкий голос Гура, который я уже где-то слышала:
- Вы художник. Настоящий большой художник. Комиссия ошиблась. Ваше последнее
панно - лучшее из всего, что вы когдалибо сделали и сделаете. Вы родились, чтобы его
создать. Вы нанесли последний мазок, отошли в сторону. Вспомните. Ваше ощущение,
- Да, да. - Человек потерянно озирался. - Ощущение... Мне надо его опять увидеть. Мне
надо в мастерскую.
- Поверил! - ахнул кто-то у меня за спиной. - Комиссия ему ошиблась. Ай да Гур!
Та же история. Человечек бегал вдоль арены в поисках выхода, повсюду натыкаясь на
сплошную непробиваемую стену покатывающихся со смеху зрителей.
Что-то в шампанском? Но почему это "что-то" не действует на самого Гура?
Нет ли прямой связи между поведением "добровольцев" и странностями, доставшимися
мне о наследство от Николь?
- Куда же вы? - кричал Гур. - Вашей мастерской больше нет. Но панно я сохранил.
Узнаете?
Чистый лист бумаги. Человечек жадно выхватил его из рук Гура, прижал к груди. Его
глаза сияли, будто в них горело по лам* почке. В жизни не видела ничего подобного!
- Да, да, оно... Вот здесь, этот изгиб, грация... Я бился Неделю. Конечно, они ошиблись.
Ощущение. Конечно.
- Стелла!
Ассистентка Гура, на этот раз затянутая в черное трико, выбежала из-за кулис и,
подкравшись к отрешенно бормотавшему жокею, вырвала у него листок.
- Ничего не поделаешь, - прокомментировал Гур. - По распоряжению комиссии ваше
панно должно быть уничтожено.
- Н-нет!
Опять этот истошный звериный рев. Обезумевший человечек погнался за Стеллой, но
она, ловко увернувшись, вскочила на тумбу, и на ковер посыпались мелкие клочья белой
бумаги.
Он на коленях ползал по полу, собирал их, пытался сложить, а когда понял, что это
бесполезно, сел, обхватив руками колени, плечи его задрожали и из глаз потекли слезы.
Вскоре человечек безмятежно спал в кресле. А в это время первый подопытный, зевая и
потягиваясь, искал свою кепку.
- А где Молли? - спросил Гур.
- Так ведь я ее отдал, чтоб пустили первым. А вот где кепка? Зал зааплодировал.
Убедившись, что все кончается благополучно, добровольцы полезли через барьер,
отталкивая друг друга, стремясь пробиться к Гуру.