 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Интересно, зачем ему власть? - Видите ли, Полковник не меньше нашего обеспокоен
современным положением дел. И намерен всерьез взяться за устройство дальнейшего
бытия. - Взяв за образец казарму?
- А что же еще?
Они помолчали, потом Мастер сказал: - Знаете, я, наверное, начну отсюда. Сделаю
фонтан, качели. Сделаю дерево - когда еще вырастут настоящие! - и посажу на него
медведя. И пусть он рассказывает сказки. А?
Пастор огляделся по сторонам, покивал головой, грустно улыбнулся. - Через десять
лет нынешние дети подрастут, - сказал он, - и расхотят слушать наши сказки. А других не
будет.
- Других сказок?
- Других детей... Дорогая моя, давайте пока оставим их: моего наивного Кукольного
Мастера и моего смертельно уставшего душой Пастора, тем более что они встречаются
часто, а разговоры их настолько же бесконечны, насколько бесплодны. Кстати, не знаю,
как Вас, а меня наивность Мастера, взрослого и умного мужчины, поначалу раздражала,
пока я не понял, что принимаю за наивность нечто совсем иное...
Вот Полковник - тот наивностью не страдал. Его апартаменты были роскошны и
одновременно уютны. И сам он удивительно вписывался в них - и в парадной форме с
орденами, галунами и аксельбантами, и, тем более, сейчас: чуть-чуть разморенный после
сауны, в мягком восточном халате и с рюмкой коллекционного коньяка из
неприкосновенного запаса. Оттуда же были и деликатесы, приятно разнообразившие его
стол. Но не следует думать, что Полковник как-то неверно понимал слово
"неприкосновенный". Наоборот, он понимал все как надо и готов был отстаивать эту
неприкосновенность с оружием в руках.
Итак, в эту минуту Полковник беседовал с Клерком. Полковник был очень
демократичен и терпел, что Клерк сидит, в то время как он сам расхаживает по комнате.
Расхаживал же он потому, что его донимал застарелый геморрой. Клерк же, в свою
очередь, поддерживал беседу, в нужных местах поддакивал, но внимание
сконцентрировал на водке и консервированной копченой лососине. - Пришла пора
принимать решительные меры, - мягким баритоном, который всегда появлялся у него на
фоне коньяка, вещал Полковник. - Мы запустили ситуацию почти до полной потери
контроля. Еще немного, и все пойдет к чертям в пекло. Я даже не говорю о дисциплине, о
субординации - но хоть страх-то должен быть! Нет, уже и страха нет! И ладно бы
молодежь - подумать, почтенные отцы семейств, опора, можно сказать, порядка, - смотрят
на тебя, как на моль! С этим надо кончать. С сегодняшнего дня ввожу утреннюю и
вечернюю поверку, строевую подготовку и пайки. Не хотят добром - насильно! Как вы
считаете?
- Вполне с вами согласен.
- И с развратом пора кончать! Что это - уже и ни семей, ни домашнего очага, а так, кто
с кем хочет. Как кошки, ей-богу. Завтра же разведу всех по семьям и разврат запрещу. И
этих... абортников... изолировать надо. Выселить в отдельную пещеру и караул
приставить. Заболел кто - пусть лечат. Контролировать. А аборты чтоб не смели.
Забеременела - рожай! Забеременела - рожай! Презервативы изъять и сжечь! На костре!
Нечего, понимаешь...
- Дети - наше будущее, - поддакнул Клерк. - Верно мыслишь. Наливай себе еще. А
чтоб дисциплину поддерживать, введем пайки. Эта анархия нынешняя отчего? Жратва
легко достается. А вот если за эту жратву служить придется, сразу власть полюбишь. Как
говорят в народе: лижи ту руку, которая тебя кормит. Ха-ха! Главное сейчас - добиться
единства нации, а каким путем - это уже наше дело. И мы его добьемся! И тогда мы
сможем смело смотреть в будущее!
- Конечно, добьемся, - сказал Клерк. - И сможем смело смотреть. - Прямо с утра и
начнем, - сказал Полковник. - Прозит!